Treblinka
Так назывался концентрационный лагерь, где едва не погибла бабушка…
Отмечаю машинально, ну вот, хоть что-то нашло вразумительное объяснения. Понятия не имею, зачем меня преследует это зловещее видение из прошлого, зато теперь хотя бы уясняю, отчего картина сразу показалась мне бутафорской. Откуда взялась мысль о павильоне, где снимается фильм, продюсеры которого решили сэкономить на декорациях. Логично, нет ни малейшего смысла швырять деньги на ветер, если у будущих зрителей не останется ни малейшего шанса поделиться своими впечатлениями с теми, кого только ожидает билет на сеанс? Все верно, рельсов тут действительно много, и они настоящие, а как же. Только вот поезда по ним следуют в одном направлении, обратно вагоны гонят порожняком. Да и не вагоны это вовсе, скорее, гигантская транспортерная лента, круглосуточно подбрасывающая топливо к незатухающим печам.
Конечная станция…
Заворожено гляжу на фасад вокзала, где лживо все, за исключением ворот, ох, не даром их проектировали такими широкими. Впрочем, отдаю должное изобретательности проектантов, бутафорию сварганили на совесть. Достаточно искусно, чтобы обмануть большинство пассажиров, прибывающих в комфортабельных купейных вагонах, где предупредительные проводники всю дорогу подносили кофе или чай. Я бы, пожалуй, и сам не разобрался, если б не обладал преимуществами путешественника во времени, а оно срывает завесу секретности с любых, самых тщательно охраняемых тайн. Вероятно, несчастные даже облегчали задачу палачам, ведь они верили, что будут спасены. Что скоро все унижения и страхи останутся позади, да у них ничего больше и не было, кроме этой Веры. Или, кроме Надежды, которая как известно умирает последней. Ну, ее-то рекомендовали оставить за порогом, естественно, ведь по противоположную его сторону новоприбывших ждал ад. Только не тот, что описывал Данте Алигьери, а куда более совершенная модификация. Специализированный промышленный объект, настоящая фабрика смерти, возведенная исключительно для утилизации человеческого материала…
Из-за спины пронзительно свистит паровоз, звук стегает бичом по нервам. В первый миг нисколько не сомневаюсь, сейчас его тяжеленный угловатый нос подомнет меня, одним махом превратив в бесформенное кровавое месиво. Лишь умывшись липким потом соображаю, что обманут эхом, порожденным низкими сводами подвала. Я знаю, что будет дальше, когда состав поравняется с перроном, но не хочу смотреть. К счастью, налетевший буран избавляет меня от этой необходимости. Снежная пелена заволакивает проем, а когда, спустя всего пару минут видимость восстанавливается, предо мной снова пустынная станция посреди бескрайней заснеженной равнины.
Хоть кровь от переизбытка адреналина буквально бурлит, как у аквалангиста, пораженного кессонной болезнью, я чувствую, что начинаю засыпать. Хочется растянуться подле безжизненной батареи, прямо в ледяной воде, и забыться. Плевать, даже если сон окажется вечным.
Впрочем, есть и еще одно желание. И оно даже сильнее. Эта адская дверь, открывающаяся ритмично, словно рот выброшенной на берег колоссальной рыбы, зовет меня так властно, что ее голос пронизывает все мое существо насквозь. Мне хочется разбежаться и броситься в проем, как в прорубь, чтобы носиться там кругами или восьмерками вместе с хороводами снежинок, ловить их ладонями и ртом, пока руки и ноги не окоченеют.
Заставляю себя отвернуться, трясу головой. На секунду становится легче, гипнотическое наваждение отступает, хватаюсь за волосы, от одной мысли, что я чуть было не нырнул туда, к горлу подступает тошнота.
Господи, если б я в нее кинулся, то…
Умер бы?
Но я уже убедился, есть нечто и похуже смерти.
Меня всего трясет. Пытаюсь собраться и решить, как быть. Куда там. В голове страшная путаница. Паника сшибает мой рассудок с ног всякий раз, когда тот пытается оторвать колено от пола. Как боксер, отправивший противника в нокаут, и теперь дожидающийся, когда судья досчитает до десяти.
Тебе все равно никуда не деться. Малому на пятый, а тебе — сюда.
Почему?! За что?! Чего добивается сила, заточившая меня в Госпитале, а теперь демонстрирующая картины злодеяний, творившихся в Прошлом, а, значит, и оставшихся там…
Но, даже если это не так, если они не стираются целиком, оставаясь в виде уродливых шрамов на некоем, недоступном современной науке подуровне бытия, я к ним, спрашивается, каким боком? Да, моя бабушка побывала в концлагере, откуда спаслась лишь чудом. И, что, смерти, оставшейся с носом в сорок пятом, приспичило отыграться на внуке? Взять реванш, не тот ребенок, так другой, не восьмилетняя девчонка, так девятилетний пацан, большой любитель клеить пластиковые модели самолетиков. Правда, наш род получил отсрочку ровно в полвека, ну так кто его знает, как скоро идут часы в иных мирах, быть может, целые столетия умещаются в один-единственный оборот секундной стрелки…
Прямо как в том старом американском фильме, где злой рок преследовал уцелевших в авиакатастрофе школьников. Ремейк триллера в исполнении миллионов нейронов моего головного мозга. Впрочем, им, вероятно, не пришлось изобретать велосипед. Плотность окружающего информационного поля сегодня такая, что мозгу остается лишь подыскать подходящий шаблон. Кажется, именно этот процесс Фрейд называл коллективным бессознательным…
По-твоему, именно Оно напугало Саню тринадцать лет назад, заставив свернуть прямо под колеса мчащей на всех парах машине? Чепуха…
— Почему ты не сдох, маленький поганец?! — надрывается издалека невидимый Дознаватель. — Ты просто обязан был сдохнуть, слизняк! Мокрица, мля! Сдохни наконец и дай нам спокойствие. Тебе же самому лучше будет!
Оглушительный хлопок возвращает меня в реальность. Если, конечно, язык повернется назвать так оплывший и растрескавшийся зев подвала с дверью, открытой в возведенный человеческими руками ад.
Мне становится дурно, перед глазами плывут мутные пятна, напоминающие хлопья снега в воде. Откуда-то в голове проносится:
I’m going highway to hell!
Голос Бона Скотта, вокалиста ACDC, которому самому оставалось жить чуть больше года после записи этой композиции, здесь, у порога Черной двери кажется шипучим и зловещим. Он насмехается надо мной. Становится оглушительными.
Что за гиблое место!
Мужество, собранное мной с таким трудом, оставляет меня. Покидает, как воздух — раздавленный чудовищным давлением батискаф. Бегу прочь, не смея оглянуться. Сворачиваю за угол, несусь к спасительному выходу из подвала, хватаюсь за ручку, повисаю на ней всем телом. Дверь не поддается.
Ну вот… в принципе стоило догадаться.
Нет! Пожалуйста! Зачем я только сюда пошел?!
Она позвала тебя…
Опускаюсь на колени. Студеная вода обжигает, но я почти не чувствую ее укусов.
Закрываю глаза. Не пытаюсь обуздать панику, ее больше нет. Она ушла, добившись своего, оставив после себя сплошную усталость, тлеющее пепелище, где ни за что уже не отстроишь дом. Мертвая зона тянется по всем направлениям до самого горизонта. Она везде, у меня нет никакого желания бороться. Я сдаюсь, и будь что будет.
Когда силы готовы оставить меня, неожиданно вижу свет. Солнечные лучики, каким-то чудом пробившиеся сюда, в подвал. Они падают на лицо, ее лицо. Такое доброе и родное, оно само будто соткано из света. Мрак отступает всего на шаг, но этого вполне достаточно.