В.Н. Воейков приводит слова прославленного полководца М.Д. Скобелева про великого князя Николая Николаевича-младшего, сказанные в 1877 году: "Если он долго проживет, для всех станет очевидным его стремление сесть на русский престол. Это будет самый опасный человек для царствующего императора"{94}.
В Государственном Архиве Российской Федерации есть еще один интересный документ. Это германская фальшивая прокламация с текстом "воззвания" Императора Николая II к русским солдатам. Некоторые положения этой фальшивки поразительно совпадают с подлинными обстоятельствами и событиями ближайшего будущего. Вот текст этой прокламации: "Солдаты! В самых трудных минутах своей жизни обращается к вам, солдатам, ваш Царь. Возникла сия несчастная война против воли моей: она вызвана интригами великого князя Николая Николаевича и его сторонников, желающих устранить меня, дабы ему самому занять престол. Ни под каким видом я не согласился бы на объявление сей войны, зная наперед ее печальный для матушки-Росс ии исход; но коварный мой родственник и вероломные генералы мешают мне в употреблении данной мне Богом власти и, опасаясь за свою жизнь, я принужден выполнять все то, что они требуют от меня. Солдаты! Отказывайтесь повиноваться вашим вероломным генералам, обращайте ваше оружие на всех, кто угрожает жизни и свободе вашего царя, безопасности и прочности дорогой Родины. Несчастный ваш Царь Николай II"{95}.
Конечно, целью немцев была дезорганизация русской армии, внесение смятения в ее ряды, всеми силами они пытались посеять недоверие солдат к их командованию. Но создается впечатление, что неизвестный автор этой прокламации был хорошо осведомлен о подлинном положении дел в верхах русского правительства и армии. Верно, что Николай II не хотел войны, верно также, что великий князь Николай Николаевич был сторонником военных решений и как мы знаем из событий февральского переворота, верно, что генералы и "коварный родственник" будут мешать Царю в "употреблении данной ему Богом власти", сыграют видную роль в его устранении, будут угрожать "жизни и свободе" императора. О действенности этой прокламации свидетельствует тот факт, что великий князь Николай Николаевич был вынужден 7 января 1915 года выпустить по этому поводу приказ, в котором писал: "Всякий верноподданный знает, что в России все беспрекословно повинуются, от Верховного Главнокомандующего до каждого солдата, единой Священной и Державной воле Помазанника Божия, нашего горячо обожаемого Государя, который един властен вести и прекратить войну"{96}. "Решение Николая II, - писал Г.М. Катков, взять на себя Верховное Главнокомандование было, по-видимому, его последней попыткой сохранить монархию и положительным актом предотвратить надвигающийся шторм. Мы видели, как глубоки были изменения в составе и организации армии после первого года войны. Решительный шаг Государя подавал какую-то надежду на восстановление традиционной связи между монархией и армией. Николай II справедливо считал, что, занимая пост Верховного Главнокомандующего, он сможет возродить, усилить личную преданность ему генералитета, офицерства и простых солдат. События 1916 года - удачи на фронте, возродившийся дух армии - казалось, подтверждали его ожидания. Однако, существовал фактор, который он явно недооценивал: решимость лидеров общественных организаций и думской оппозиции внушить офицерской элите свои политические идеи и получить поддержку армии в проведении конституционных реформ. На деле же они просто лишили монархию ее единственной защиты против революции - армии"{97}.
Глава 2.
Думская оппозиция, министры и Ставка: смычка в борьбе за власть
Члены русского правительства, министры Его Величества, видя, что творится на фронтах, были весьма критически настроены в отношении великого князя Николая Николаевича и в отношении его стратегии. Так, министр иностранных дел С.Д. Сазонов говорил, что в Ставке "просто безумные люди [...] распоряжаются", военный министр А.А. Поливанов считал, что "логика и веление государственных интересов не в фаворе у Ставки", министр земледелия А.В. Кривошеин заверял, что "если "верховным" был бы сам Император, тогда никаких недоразумений не возникало бы, и все вопросы разрешались бы просто вся исполнительная власть была бы в одних руках"{98}. Позже Кривошеин высказался о Ставке еще более определенно: "Ставка ведет Россию в бездну, к катастрофе, к революции".
В этой обстановке, когда страна катится "к бездне, к катастрофе и революции", единственно возможным решением было принятие Императором верховного главнокомандования. Никто другой, кроме него, не смог бы сменить великого князя в должности Верховного Главнокомандующего. Фактически министры рекомендовали ему то же самое (вспомните слова Кривошеина). Налицо была всеобщая паника и стопор, причем, не только в Ставке, но и в правительстве. Управляющий делами Совета министров А.Н. Яхонтов так характеризовал состояние членов правительства в те дни: "Всех охватило какое-то возбуждение. Шли не прения в Совете министров, а беспорядочный перекрестный разговор взволнованных, захваченных за живое русских людей! Век не забуду этого дня переживаний. Неужели все пропало!.. За все время войны не было такого тяжелого заседания. Настроение было больше, чем подавленное. Разошлись, словно в воду опущенные"{99}.
В то время, как взволнованные, подавленные, захваченные за живое, члены правительства переживали и обсуждали, Царь действовал. Он принял решение возглавить войска. 6 августа 1915 года военный министр Поливанов объявил Совету министров волю императора. Сделал он это вопреки тому, что Государь сообщил ему о своем решении по секрету и просил никому не говорить пока об этом. Поливанов не только сообщил о решении монарха, но и предварил его следующими словами: "Как ни ужасно то, что происходит на фронте, есть еще одно гораздо более страшное событие, которое угрожает России". После этого он сообщил о решении Царя. Настроения министров разом изменились. "Это сообщение военного министра, - писал Яхонтов, - вызвало в Совете сильнейшее волнение. Все заговорили сразу, и поднялся такой перекрестный разговор, что невозможно было уловить отдельные выступления. Видно было, до какой степени большинство потрясено услышанной новостью, которая явилась последним оглушительным ударом среди переживаемых военных несчастий и внутренних осложнений"{100}.
Первой реакцией министров была обида: как такое решение приняли без них? Как писал Яхонтов: "Значит, Совету нет доверия"{101}.
Мнения министров о принятии командования Царем стали диаметрально противоположны тем, что они высказывали еще накануне. Тот же Кривошеин, еще недавно ничего не имевший против принятия Николаем II верховного командования, теперь стал придерживаться совершенно противоположного мнения: "Ставятся ребром судьбы России и всего мира, - писал он. - Надо протестовать, умолять, настаивать, просить - словом, использовать все доступные нам способы, чтобы удержать Его Величество от бесповоротного шага. Мы должны объяснить, что ставится вопрос о судьбе династии, о самом троне, наносится удар монархической идее, в которой и сила, и вся будущность России"{102}.
Эти слова Кривошеина были общим мнением министров императорского правительства. Особняком стоял лишь его председатель - граф И.Л. Горемыкин. Горемыкин, хотя и считал вредным принятие Царем верховного главнокомандования, тем не менее категорически заявил: "Я не считал для себя возможным разглашать то, что Государь мне повелел хранить в тайне. Если я сейчас говорю об этом, то лишь потому, что военный министр нашел возможным нарушить эту тайну и предать ее огласке без соизволения Его Величества. Я человек старой школы, для меня Высочайшее повеление - закон. Когда на фронте почти катастрофа, Его Величество считает священной обязанностью Русского Царя быть среди войск и с ними либо победить, либо погибнуть... Он, отлично понимая этот риск, тем не менее, не хочет отказаться от своей мысли о царственном долге"{103}.