Митрополит настаивал на тесных контактах с местным населением и совместной работе румынского и местного духовенства. В отличие от большинства других членов Миссии, он положительно относился к службе на церковно-славянском языке и осуждал навязывание румынских церемоний и обрядов. Владыка Виссарион сам часто проповедовал по-русски, а из местного духовенства поощрял тех, кто принадлежал в советский период к канонической Церкви, принимая в состав клира обновленцев и самосвятов только после их перерукоположения.
Этими мерами владыке удалось завоевать определенное доверие русских и украинских верующих. Именно митрополит Виссарион стал той личностью, при которой возрождение церковной жизни в «Заднестровье» некоторое время (до осени 1943 г.) шло наиболее успешно. Молдаванин по национальности, он еще до революции окончил Киевскую Духовную Академию, испытывал симпатию к Русской Православной Церкви и часто сам проповедовал по-русски. В сентябре 1943 г. освобожденный из румынского концлагеря известный апологет старообрядец Ф. Е. Мельников получил приглашение занять пост миссионера в Транснистрии. Он немедленно переехал в Одессу и начал читать лекции, Миссия приступила к изданию его апологетических сочинений[1032].
Преследования богослужений по старому стилю прекратились, этот вопрос был предоставлен для решения мирянам и священникам в каждом отдельном приходе; начали проводиться религиозные радиопередачи на русском языке и т. п. А 5 февраля 1943 г. митрополит отправил письма настоятелям двух русских обителей на Афоне (Пантелеимоновской и Свято-Ильинской), предлагая им снова взять в свое ведение подворья этих монастырей в Одессе и отправить туда монахов для их восстановления (этому помешали немецкие власти)[1033].
Однако доверие верующих к владыке Виссариону не распространялось на румынских миссионеров. Большинство из них не знало ни церковнославянского, ни русского или украинского языков, и прихожане плохо понимали их. Принадлежность к оккупационной администрации и социальное неравенство привели к изоляции миссионеров от местного духовенства и паствы, они чувствовали себя чужаками и после Сталинградской битвы под разными предлогами настойчиво добивались досрочного возвращения в Румынию. За март-апрель 1943 г. число миссионеров в крае, несмотря на прибытие пополнений, сократилось на треть — до 182 человек.
Возможностей заменить румынских священников местными было немного. Молдаване, плохо понимая румынский язык, учиться в Дубоссарской семинарии не хотели, к осени 1943 г. там по-прежнему обучались всего 82 слушателя. В Одессе руководство Миссии не могло найти желающих получить духовное образование на украинском языке, и священников для работы в украинских приходах и школах обучали на русском языке. Поэтому владыке Виссариону приходилось в основном рассчитывать на использование священнослужителей, присылаемых из-за Днестра. 20 мая он предложил Антонеску мобилизовать в Бессарабии 165, а во внутренней Молдавии — еще 65 знающих славянские языки священников и направить их в Транснистрию. Это предложение не возымело действие, и 3 июня митрополиту пришлось снова обратиться к маршалу с просьбой «объявить мобилизацию священников в Молдове и Бессарабии», чтобы пополнить кадры клириков[1034].
Под давлением правительства Румынская Патриархия все же приняла требуемые меры. С 10 августа по 15 сентября в «Заднестровье» прибыли и немедленно были назначены на приходы 57 румынских священников. К октябрю 1943 г. число местных священников возросло до 213, а румынских — до 328. Всего же за период оккупации в Транснистрию было направлено из Румынии (включая Бессарабию) 436 представителей белого духовенства и 31 монашествующий[1035]. Таким образом, ставка на румынизацию клира оставалась неизменной. Чтобы вдохновить пастырей, владыка Виссарион 15 октября 1943 г. представил к награде директора Дубоссарской семинарии священника Думитру Кристеску и преподавателя Иоанна Григориу, только по году проработавших в Транснистрии[1036].
Но начальник Миссии был не в силах сдержать распад румынской церковной структуры. По мере приближения фронта отток миссионеров в Румынию стал неодолимым. Митрополит чинил им различные препятствия, продолжал настаивать перед духовными и светскими властями на направлении в Транснистрию все новых групп румынских клириков. Однако и сам владыка уже хотел покинуть «Заднестровье». В ноябре 1943 г., когда советская армия освободила Киев, он обратился к Антонеску с просьбой разрешить ему выехать на лечение за границу, но маршал не отреагировал на это прошение.
1034
1036