Молитвы перед чудотворными иконами в Ленинграде были, как и крестные ходы, в ограде храмов. Но распространенная версия о шествии с Казанским образом Божией Матери вокруг города или облете его с иконой на самолете митрополитом Алексием, вдоль окропленной святой водой линии, где вскоре остановят фашистов, документально не подтверждается.
В 1947 г. митрополит Илия, по приглашению Московской Патриархии и советских властей, приезжал в СССР. В своем заявлении корреспонденту ТАСС он так необычно охарактеризовал цель своего приезда: «Поездка в Советский Союз доставила мне истинное удовольствие. Целью моего визита было возложение священной короны на Казанскую икону Божией Матери, находящуюся в Ленинграде. Я выполнил эту миссию и совершил несколько богослужений в прекрасных храмах города-героя»[210].
Владыка Илия прибыл в Ленинград 25 ноября, в поездке в «северную столицу» от советского правительства его сопровождал Алексей Николаевич Косыгин, а от Московской Патриархии — митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков). Митрополит посетил Князь-Владимирский собор, увидел находившуюся всю войну в храме чудотворную икону и возложил на нее золотой венец (при исследовании в 1990-е гг. выяснилось, что этот венец — позолоченный). После возложения венца владыка Илия произнес проповедь, в которой рассказал, как явилась ему Божия Матерь и что Она поведала ему[211].
Хотя митрополит говорил по-арабски через переводчика, но, по воспоминаниям свидетелей, его проповедь произвела очень сильное впечатление на собравшихся. Владыку же особенно умилило общенародное пение акафиста Казанской иконе Божией Матери. Тропарь «Заступнице усердная…» действительно пели стоявшие в храме, на площадке перед ним и прилегающих проездах[212]. В Санкт-Петербурге до недавнего времени жили участники этого исторического события, в частности, один из старых прихожан Князь-Владимирского собора. Шесть дней находился митрополит Илия в городе святого апостола Петра, успев посетить несколько храмов, православную духовную академию и семинарию (28 ноября, в сопровождении архимандрита Василия (Самахи)), ряд музеев и выставок, в том числе знаменитый Блокадный музей (уничтоженный в 1949 г. в связи с трагичным «Ленинградским делом»), где оставил запись в книге почетных гостей[213].
Существует и церковное предание о помощи небесных сил при обороне г. Колпино. С XVIII в. жителями этого города особенно почитался чудотворный образ святителя Николая Чудотворца, хранившийся в местном Свято-Троицком соборе. В 1937 г. собор был закрыт, в начале августа 1941 г. спецгруппа НКВД даже взорвала верхнюю часть его колокольни. По мнению военного командования, они могли служить ориентиром для немецкой артиллерии. По одной из версий, образ святителя Николая Чудотворца перед самым закрытием собора был спрятан в надежном месте несколькими благочестивыми прихожанками. Во время войны многие старушки говорили, что «пока Никола в городе, фашист в Колпино не войдет». Сообщая об этом, историк-краевед М. Ю. Мещанинов в своей книге отмечал: «Святитель Николай не оставил своей милостью наш город. Несмотря на свою мощь и силу, германская армия, практически молниеносно дошедшая до Колпино, была остановлена, и, несмотря на отчаянные попытки, не смогла прорвать оборону. Воистину, Угодник Божий любит сие место»[214]. Уже после окончания войны жительницы Колпино передали образ святителя Николая в открывшуюся в 1946 г. в Невском районе Ленинграда Свято-Троицкую церковь «Кулич и Пасха».
Но, хотя германские войска и были остановлены, стальное кольцо блокады стиснуло Ленинград. Его жители оставались «900 дней и ночей» отрезанными от всей страны. Рано наступившая зима оказалась на редкость суровой. В городе почти прекратилась подача электроэнергии, остановился транспорт, многие здания не отапливались. В храмах температура упала до нуля, перед иконами уже не ставили свечей, зажигали только лампады, веретенное (из нефти) масло еще было. Все больше людей умирало от голода. В особенно тяжелом положении оказались десятки тысяч беженцев из области и Прибалтики. У них не было никаких запасов и средств для поддержания жизни, и беженцы первыми стали умирать от голода и холода. Митрополит Алексий раздавал им милостыню и сам, и через прихожан, но это могло спасти лишь немногих. Как недавно стало известно из рассекреченных архивных документов, всего в блокаду умерло около 1 миллиона 100 тысяч человек. Город постепенно превращался в кладбище. Согласно свидетельствам очевидцев, людей хоронили не только в специально отведенных для этого местах, но и в ограде Князь-Владимирского собора и некоторых других православных храмов.
211
212