А. Тихомирова. Трудно не суетиться, если ребенку плохо…
О. Виктор. Конечно, это больно. Но нужно понимать: Бог плохого никому не хочет. Плохое случается не по вине Бога, а по вине человека. Мы сами копим зло своими недобрыми поступками, и потом это зло взрывается и ранит, порой смертельно, и безвинных.
А. Тихомирова. То есть беды, которые обрушиваются на детей, не случайны?
О. Виктор. Да, дети — жертвы человеческого зла. В этом повинны все, потому что мы связаны друг с другом. Я совершил зло, и оно идет, как круги по воде. Я уже забыл о том, что сделал, а зло живет в других людях. Они его повторяют, тиражируют. И чем больше тираж зла, тем хуже для жизни.
Христианин не может быть одиночкой
И. Гриц. О. Виктор, как совмещается монашеское призвание с общинной жизнью в миру?
О. Виктор. В монашестве возможны разные пути: кто‑то призван к отшельническому образу жизни, а кто‑то — к киновийной (общежительной) жизни.
Я был послушником большого и знаменитого общежительного монастыря — Почаевской Лавры, где, казалось, я мог бы познать истинную жизнь во Христе в единении с братией. Но, к сожалению, евхаристическая жизнь, без которой не может быть настоящего единения, настоящей духовной семьи, здесь, как и в других монастырях страны, была нарушена: в день Господень все братья были на молитве в храме, но не все причащались. Чаша была для паломников, но не для монахов. Монахи причащались по большим праздникам, в день ангела. А для христианина Евхаристия — это центр жизни, она создает общину, питает ее. В монастыре я не обрел настоящей общины. Радость общинной жизни я познал в миру. В 1980 году я приехал в Латвию, где началось мое служение. Меня рукоположил во пресвитера митрополит Рижский и Латвийский Леонид (Поляков), и я получил приход недалеко от Риги, в г. Тукумсе. Вскоре владыка постриг меня в монашество. Я стал монахом в миру. Исполняя свои монашеские обеты, я не мог затвориться только в своей келье, но должен был, как пастырь, служить на приходе, имея попечение о душах прихожан. Здесь, в Тукумсе, я столкнулся с трудностями церковной жизни, уже известными мне ранее. Одна из них — отсутствие общины. Меня смущало, что христиане живут, как одиночки: христианин не может быть один, это противоречит природе христианства.
К сожалению, в те времена из‑за внешних гонений, а также изза малодушия и маловерия самих христиан, на приходе не было общинной жизни. Люди боялись открыться друг другу, приходили в храм не регулярно, не в каждый воскресный день. Многие не участвовали в евхаристическом собрании. Но, вопреки препятствиям, на приходе постепенно зарождалась община. Появилось ее ядро, несколько верных активных помощников. Когда меня перевели на новый приход в г. Карсаву, те, кто начал жить общинной жизнью в Тукумсе, стали приезжать сюда и своим служением, своим примером вдохновляли местных прихожан на активную евхаристическую жизнь.
С. Каринский. Вокруг любого священника собираются люди, которые ближе к нему. Всегда ли это община или нет? Что для Вас есть община? Приход?
О. Виктор. Община — это духовная семья, члены которой хорошо знают друг друга, имеют чувство ответственности друг за друга. Это живой организм. Приход же — понятие географическое. Начатки общинной жизни я видел на приходе о. Дмитрия Дудко еще в 70–е годы в Москве, а настоящую общину — на приходе у архимандрита Серафима (Тяпочкина) в селе Ракитном, где катехизация совершалась через богослужение, через весь церковный ритм.
И. Гриц. О. Виктор, а когда Вы обратились к мысли о необходимости научения в Церкви?
О. Виктор. Внутренне я пришел к этому с самого начала моего монастырского служения. Еще в те трудные годы я пытался в Карсаве тайно провести перепись населения, чтобы узнать, кто из людей крещен, кто нет. Частично мне это удалось. В ближайшее время мне нужно закончить перепись, чтобы лучше совершать воцерковление.
И. Гриц. Православных здесь, скорее всего, немного?
О. Виктор. Да. В городе больше католиков, нежели православных. Здесь распространены смешанные браки, в одной семье могут быть и православные, и католики. Все, кто входит в нашу общину, являются свидетелями веры в своих семьях, уровень их свидетельства зависит от того, насколько они воцерковлены. Наши прихожане по–братски относятся к католикам. Католики приходят к нам с желанием непосредственно познакомиться с