«Да-а!»— сказали в Петербурге и «Тьфу!»— плюнули, крепко разругав полицай-президента Берлина.
30 апреля Камо вновь был в Бухе.
На следующий день департамент полиции Петербурга поставил в известность шефа берлинской полиции: «Точных и неоспоримых доказательств участия Мирского в ограблении отделения Императорского Государственного банка в Тифлисе представить не можем. Мы располагаем конфиденциальными сведениями, которые не могут быть представлены суду, из коих видно, что Мирский фактически находился среди грабителей, которые совершили указанное ограбление Государственного банка в Тифлисе. Из того же самого источника следует, что живущие за границей русские революционеры составили план освобождения Мирского из тюрьмы в Берлине».
Нетрудно было догадаться, что это за сведения, которые не подлежат оглашению.
Гартинг и Житомирский — вот где была зарыта собака.
Когда его снова привели в Бух, он был уже «профессиональным умалишенным».
Судья кипятился:
— Вы, что же, каждый день будете выявлять новую болезнь?!
Но по результатам опытов он болен.
И врачи рассказали, что они вводили иголки под ногти, в разные участки тела. Опыты не возымели на него действия. Он не чувствует боли. В медицинской практике отмечены подобные факты: душевнобольной не ощущает причиняемую ему боль.
— А вы пытались коснуться его спины раскаленным железом? Вот тогда вы увидите, как он закричит: «Ой, мамочка!»— подсказал комиссар по уголовным делам.
— Но это варварство! Мы не можем, мы отказываемся!
— В таком случае, господин доктор, вместо железного наконечника подложите ему под мышки воздушные шарики, пусть улетит, сбежит из тюрьмы, а вы, как сестра милосердия, споете ему колыбельную. Через два дня назначаю последнее медицинское испытание. Господин Гофман, кроме вас должны присутствовать доктор Леппман, доктор Мюзам. Других зрителей не надо, даже адвоката. И мы тоже будем. Мы ему развяжем язык у вас же на глазах.
— Вы не имеете права не приглашать адвоката.
— Право в наших руках.
Да, но…
— Никаких «но». Симуляцию нужно разоблачить. Это не проблема, если проявить должную решительность, — сказал, уходя, фон Арним.
В Бухе Камо в точности перенял повадки одного больного. Тот страдал хроническим психозом и нарушением чувствительности кожи. При ходьбе он считал шаги, всегда делал один и те же движения, правую руку постоянно держал в кармане, и с лица его не сходило идиотское выражение.
Испытание началось в десять часов утра.
Всю процедуру возглавлял фон Арним.
Сперва ввели под ногти иголки, затем искололи спину, ноги. Это было чудовищно.
Камо выдержал.
Врачи единогласно предложили прекратить опыт и отказались прижигать спину раскаленным железом.
— Это варварство.
Фон Арним не выдержал и сам приложил раскаленный наконечник к голой спине Камо.
От запаха паленого тошнило. Врачи отвернулись.
Камо, не мигая, молча и гордо смотрел на фон Арнима. Если б вдруг ярость выпросталась из его глаз, то, наверное, смела бы всю Европу вместе с фон Арнимом и его семейством. Фон Арним попятился, не устоял перед ненавидящим взглядом испытуемого и бухнулся на стул…
И через много лет от раскаленного наконечника берлинских извергов на теле Камо останется неизгладимый след, след глубокой раны. След варварства.
Сейчас он сдерживает себя, чтобы не закричать.
Глаза смотрят с ненавистью. Надо выстоять!
— Это ужасно, — не глядя на Камо, объявил доктор Гофман. — Ни теория, ни практика медицины не знают случая, чтобы человек с нормальной чувствительностью перенес такую боль.
Оскар Кон только через два дня получил разрешение встретиться с подзащитным. Разгневанный, он не мог усидеть на месте и сразу же поспешил в приемную министра внутренних дел.
Фридрих фон Мольтке расплылся в улыбке.
— Господин министр, я принес письменную жалобу о варварских действиях ваших подчиненных. Мы гордимся тем, что дали миру Гете и Бетховена, а их соотечественники раскаленным железом прижигают тело душевнобольного. Какая же это цивилизованность? История нас проклянет в веках.
— Успокойтесь, господин Кон.
— Как я могу успокоиться? Мы уже в собственных глазах предстаем подлыми, аморальными и жалкими людьми. Где это видано, чтобы средь бела дня каленым железом жгли человеческое тело? Это варварство!