— Как это происходит, когда говоришь в телефон, другой слышит это, хотя находится на далеком расстоянии от говорящего?
— Этого я не знаю.
— Каким образом происходит молния во время грозы?
— Я это забыл. Раньше я мог это объяснить.
— Не известно ли вам, что в воздухе имеется электричество?
— Воздух? Везде есть электричество: если потереть, два тела друг о друга, то получается электричество.
— Но ведь это наблюдается не у всех тел.
— Да, я думал так. Доктор, дайте мне маленькую комнатку, я покончу с собой, и никого в этом не придется винить.
Доктор Вернер аккуратно подписался под протоколом и то же попросил сделать присяжной суда Ольге Харшкампф.
— Вы свободны, — сказал он Камо и переводчице и позвал надзирателя, чтобы тот проводил больного в палату. — Черт побери, — произнес доктор, оставшись, один, — он же настоящий больной. Что они хотят от него?
Доктор Вернер обдумывал окончательное решение, которое должен был написать через три дня, 7 июня 1909 года.
7 июня доктор Вернер писал: «Все многочисленные констатированные у Аршакова болезненные явления истеро-неврастенического характера, с одной стороны, чрезвычайно типичны, с другой стороны, настолько сложны, что всегда верная симуляция их едва ли вообще возможна, в особенности для профана. Наконец, такие физические явления, как ускорение сердцебиения, дрожание век, вообще не могут быть симулированы. Я таким образом считаю совершенно невозможным, чтобы Аршаков симулировал или утрировал свои болезненные явления.
Сводя воедино все вышеизложенное, я прихожу к следующему заключению:
1. Аршаков представляет собой человека с недостаточностью умственных способностей, с истеро-неврастенической организацией, который под влиянием сильных душевных возбуждений и продолжительного заключения под стражей легко теряет душевное равновесие и тогда переходит в состояние явного помешательства.
2. О преднамеренной симуляции или преувеличении болезненных явлений со стороны Аршакова не может быть и речи.
3. Аршаков в настоящее время не способен к участию в судебном разбирательстве и не будет к тому способен в будущем, насколько это можно предвидеть. Сомнительно, будет ли он вообще к тому способен по данному уголовному делу; более вероятным представляется, что такое улучшение никогда не наступит.
4. Аршаков в настоящее время не способен к отбыванию наказания и не будет к этому способен и в будущем, насколько это можно предвидеть. Чрезвычайно маловероятным представляется предположение, что он в будущем станет способным к отбыванию наказания».
Верховный прокурор первого Берлинского королевского суда Шениан в письме от 13 июля 1909 года обратился к министру юстиции, изложив ему выводы врачей Гофмана и Вернера: «Таким образом, уголовное дело против Тер-Петросова в ближайшее время закончено быть не может. Вследствие этого придется поднять вопрос о временном прекращении дела».
Поднять вопрос о временном прекращении дела.
Верховный прокурор Шениан умывал руки. В своем письме он не забыл сделать запрос министру юстиции: «Необходимо ваше отношение о том, что полицай-президент Берлина намерен выслать Мирского — Тер-Петросова за пределы Германии».
«Выслать» — как прекрасно звучит! Это же мечта большевиков, самого Камо, Кона. Когда Максим Литвинов выехал из Тифлиса за границу и был арестован в Париже во время обмена пятисотенных (это случилось после ареста Камо), большевики мечтали о его высылке. И французы поступили честно, не посадили Литвинова в тюрьму, а потребовали, чтобы он в течение суток покинул территорию Франции. Царская охранка подняла вой, но без толку: политические не подлежат выдаче. И Максим Максимович со своей секретаршей Фаней Ямпольской покинул Францию и через Бельгию уехал в Англию.
А немцы? Они нарушили элементарные человеческие законы.
И верховный прокурор Шениан наводит справки у министра, интересуется его мнением.
Газета «Теглихе Рундшау» открыто делится со своими читателями, держит их в курсе событий: «Между прокуратурой, министерством юстиции и русским правительством идут переговоры по поводу передачи Мирского России».
Надо выдать царской охранке. Угодить русскому правительству. Но перед общественным мнением выйти сухим из воды.
Министр внутренних дел и полицай-президент нашли выход.
10 августа 1909 года с ведома полицай-президента Берлина было состряпано письмо: «Мы покорно просим… кайзеровский полицай-президиум содействовать передаче Аршакова русским государственным властям. Берлинское попечительство о бедных, ведавшее больницами».