— Опять «учитель»! — рассердился Камо. — Я же просил не называть меня так!
— Владимир Ильич, — сказал Серго, — Камо обижается, когда я называю его учителем: дескать, я всего на четыре года старше тебя, какой из меня учитель? Но ведь он научил меня революции.
— Научил революции? Интересно!
— Это было в девятьсот третьем году, Владимир Ильич, — сказал Серго, — я ходил к Камо в типографию за листовками, распространял их. Я был наслышан о нем, но не был знаком, и постоянно интересовался этим смелым печатником. Я видел его то в одежде грузинского князя, то кинто, то прачки. Однажды он спросил у ребят: «Кто этот худющий черноглазый парнишка с этакими кустистыми бровями да изящными усами?» Ему ответили, что это имеретинец Гиго Орджоникидзе. «Бойкий, видать, парнишка», — сказал он нашим товарищам. Когда я в очередной раз пришел за листовками, он задержал меня: «Послушай, пострел, я беру тебя к себе в помощники». Мне не понравился его самоуверенный тон, и я, чтоб не остаться в долгу, ответил: «К кому в помощники: князю или прачке?» Он рассердился: «Мальчишка, когда-нибудь за дерзость тебе отрежут уши!»
— Я почувствовал, что обидел его, — Камо перебил Серго, — смягчился и сказал: ладно уж, давай руку, помиримся. Я — Камо.
Ильич улыбался:
— А дальше?
— Он пользовался авторитетом, уважением, я был пленен им, — сказал Серго. — Мы помирились, и он повел меня в императорский театр разбросать листовки. На сцене показывали «Ромео и Джульетту», в зале сидел «цвет» городского общества. Это и стало первым уроком в моем обучении…
— Да, так вот и начинали, Владимир Ильич, — заговорил Камо. — Какое время было! А сейчас как быть? Всю дорогу, начиная с Батума, где я сел на пароход с паспортом турецкого купца, до Парижа я задаюсь вопросом: ну почему, почему так произошло, почему мы потерпели поражение? Четыре года я был оторван от всего мира, от друзей, знакомых… Не знаю, с чего и начать. Поэтому я и пришел, пришел за ответом, за советом. Я хочу узнать у вас, почему все так случилось, почему я зря потерял четыре года, которые длились для меня целую вечность? Почему мы доверились Житомирскому, почему я, мои товарищи и добытые с таким трудом деньги угодили в руки охранки? Я сомневался в Житомирском, не доверял ему до конца, но он действовал безупречно.
Камо разволновался, не заметив, как вскочил с места. Ленин перестал расхаживать по комнате, положил руку ему на плечо:
— Сядь, не горячись так. Рассказывай, меня пытались убедить, что ты сверхчеловек.
— Сверхчеловек? Сверхчеловеки те, кто нечеловеческими методами мучают нас. Я всего лишь солдат революции, и то, что я сделал, нужно было революции. Нужно было, Владимир Ильич, поэтому я и сделал! Может быть, у меня получилось чуть лучше, чем у других, только и всего…
Ленина взволновали и удивили слова Камо.
— Слышишь, Надя? — и снова обернулся к нему. — Спасибо, дорогой Камо. Расскажи хоть о своем побеге. Никому не верилось, что смертная казнь минует тебя. Трудно было представить, что ты благополучно вырвешься из Метеха. Ты задал нам хорошую головоломку. Мы никак не могли найти выход.
— Мой побег, Владимир Ильич, яркое проявление солидарности разных наций, — гордо заявил Камо. — Я сейчас назову имена организаторов побега, и вы в этом убедитесь. Игнатий Брагин, из Пензенской губернии, русский. Могу назвать грузина — Котэ Цинцадзе. Хотите армянина? Пожалуйста — Джаваир Тер-Петросян. Кто еще? Алипи Цинцадзе, Андрей Григорьев, Нестор Кахетелидзе, Павел Жданков, Павел Нестеренко, Илья Гарцев, Арусяк Тер-Петросян… Эта вот солидарность и взяла верх над Метехом и царизмом!
— И еще твоя смекалка.
— Мы верили, что ты не дрогнешь, — сказала Надежда Константиновна и обратилась к Ленину: — Обед уже готов.
— Очень хорошо! Надя, — пошутил Ильич, — постараемся так накормить сегодня Камо, чтоб он забыл о своих тюремных голодовках.
— Мы должны довести нашу борьбу до победного конца, — сказал Камо.
— Да, да, до победного конца, до победы социалистической революции в России, — Ленин опустился на стул. — Это временное отступление. Ладно, что-то мы с вами разговорились, а обед стынет. Я попозже скажу, что делать дальше. Надя, не найдется ли у нас коньяка?
Серго и Камо переглянулись.
— Мы не хотим пить, Владимир Ильич, — сказал! Камо.
— Вместо коньяка, Владимир Ильич, я лучше покажу Камо Париж, — сказал Серго.
— Я не против, — сказал Ленин, когда Камо и Серго встали. Взглянув на легкое осеннее пальто Камо, которое тот собирался надеть, он сказал: — Ты приехал в Париж в этом пальто? Зима ведь на носу. А еще собираешься ехать в Бельгию, Грецию, Турцию?