Ближе к утру Алена встала и пошла к выходу. Инна – за ней. Прячась в тени, прокралась во двор, остановилась за припаркованной «Газелью». Сняв сигнализацию с синего «Соляриса», Алена устроилась на заднем сиденье.
Мыслей не было. Только ярость и отчаяние. В эту черную дыру со свистом засасывало время - до того момента, как появился Стас. Алена выбралась из машины, обняла его за шею, и они слились в затяжном поцелуе.
Неделю она шпионила за ними по очереди, хотя и пары дней хватило, чтобы убедиться: они вместе. Очень прочно вместе. И, похоже, давно. Возможно, с той самой ночи, когда Алена не пришла домой. А может, и раньше.
Инна понимала, что исправить ничего уже нельзя. Невозможно что-то вернуть. Стас никогда ей не принадлежал, но все же был с ней. А теперь безраздельно принадлежал Алене. Инна сама, своими руками, сделала это возможным. Фактически свела их, когда заплатила Стасу за то, чтобы он лишил Алену девственности. Нет, завязалось все не тогда. Видимо, потом они как-то встретились снова. Впрочем, это уже не имело никакого значения.
Оставить все как есть? Позволить им смеяться над ней?
Ну что ж, посмейтесь. Только не каждый по отдельности, а вместе. Вы же вместе? Вот вместе и посмейтесь над тем, как мамочка дала денежек своему платному ёбарю, чтобы тот трахнул тебя, доченька. Это будет очень смешно. Почти так же смешно, как и то, что он окучивает добрую половину баб, для которых танцевал в приват-руме.
Поскольку ее номер был у Стаса в черном списке, она не могла ни позвонить, ни отправить смску, ни бросить сообщение в Вайбер. А вот ВКонтакте он закрыть забыл. И Инна написала в личку:
«Завтра в 15.45 у меня дома. Никакого секса, просто разговор. Ты же ведь не хочешь, чтобы твоя подружка обо всем узнала? Постарайся не опаздывать».
22.
- Ма, тебе в голову не приходило, что у меня могут быть какие-то свои дела? Что я не всегда могу вот так по зеленому свистку подорваться и прискакать? Давай завтра.
- Нет, Алена, сегодня. В четыре. Ровно.
- Ты хоть можешь сказать, в чем дело?
Алена начала злиться. Звонок матери застал ее врасплох. Они не разговаривали с того самого дня, когда отец нашел ей квартиру. Три месяца, даже больше. И вдруг ни с того ни с сего - брось все и приезжай. Приперло.
- Нет, не могу, - отрезала мать. – Только то, что у тебя большие проблемы. И если не приедешь, они станут еще больше. Я тебя предупредила.
Трубка коротко запищала. Алена хотела перезвонить, но подумала, что смысла в этом никакого. Если уж матушке что-то вперлось в голову, спорить с ней бесполезно. Извольте радоваться, проблемы. Пожалуй, действительно лучше съездить.
Ей вдруг пришло в голову, что это может быть как-то связано со Стасом. К примеру, мать могла узнать, чем занимается приятель дочери, и решила срочно провести воспитательную беседу. Вот прямо немедленно. По большому счету, глубоко плевать, что там она думает, но вот если настучит отцу, это уже будет не слишком приятно.
До четырех оставалось еще три часа. У нее действительно были совсем другие планы на этот день, но с самого утра все пошло наперекосяк. Когда она проснулась, Стаса рядом уже не было. Иногда он уезжал днем по каким-то своим делам. Куда, зачем, Алена не спрашивала. Захочет – расскажет сам. А нет – значит, и не надо. Любопытство, как известно, убило кошку, а кошке-Алене хотелось жить долго.
Если ехать к матери, сегодня они со Стасом уже не увидятся. Пока туда, пока обратно, дома его не застанет, а в клуб она этим вечером не собиралась.
После сессии со временем стало получше. Во всяком случае, не надо было утром вскакивать и нестись в академию. То есть ползти, как сонная улитка, а потом спать на лекциях. Если Стасу никуда не надо было, они вылезали из постели не раньше обеда и проводили вместе все время, пока он не уезжал в клуб.
Сначала Алена часто ездила с ним, но это было физически тяжело: целую ночь сидеть и ждать. Обычно уже часа в два она уходила в машину подремать. А потом и вовсе предпочла ждать Стаса дома, наведываясь в клуб раза два-три в месяц, для особого удовольствия. Ей нравилось смотреть на него, и не хотелось привыкать. Алена помнила его слова: скоро тебя начнет напрягать, что на меня пялятся другие бабы, и в голову полезут ненужные мысли.
Ненужные мысли и так время от времени навещали, несмотря на то, что она гнала их пинками. Например, о том, что стриптиз – это, вроде, не пожизненная каторга. Если встанет вопрос ребром: работа или их будущее – неужели Стас выберет возможность раздеваться на сцене перед кучей теток? Ну да, за это неплохо платят, он умеет это делать, ему это нравится. Но неужели она значит для него меньше? Алена не собиралась ставить ему ультиматумы и заставлять выбирать. Но сама возможность такой альтернативы действительно напрягала, и поэтому она старалась об этом не думать.
То, что сложилось между ними, особенно после поездки за границу, напоминало хрупкий комнатный цветок, который стараешься оберегать от всего – сквозняков, яркого солнца и кота, норовящего обожрать листья. От одной мысли о Стасе у Алены становилось тепло на душе, жарко в животе, но по спине нет нет да и пробегал холодок нехороших предчувствий.
Она подошла к дому, где прожила восемнадцать лет и от которого успела отвыкнуть за несколько месяцев так, что он стал почти чужим. Прошла мимо припаркованного у парадной синего «Соляриса», усмехнулась: везде лярвы. Теперь она замечала их повсюду, как будто полгорода ездило только на таких машинах. Достала телефон, посмотрела на экран. Без двух минут четыре. Ну что, вдохнуть поглубже и вперед, на амбразуры. Как говорится, поцелуй с утра лягушку, и ничего хуже сегодня уже не произойдет.
В лифте вдруг накатила тоска, да такая острая, что слезы навернулись.
Что за фигня вообще творится? Может, от таблеток? Да нет, не те там гормоны, чтобы крышу сносило.
Глядя в висящее на стене лифта зеркало, Алена стерла под глазом крошечный потек туши, машинально достала из сумки ключи от квартиры и удивилась. И тому, что они до сих пор там валяются, и тому, что рука сама за ними потянулась. Может, лучше позвонить? Да ладно, раз уж достала.
Она подошла к двери, открыла замок, вошла в прихожую. И снова затопило той же тоской, даже еще сильнее. Развернуться, убежать, пока не поздно. Выбросить ключи, стереть телефон матери в записной книжке и никогда ее больше не видеть.