Это неприятно било по самолюбию. Кронберг вздохнул. Он понимал, что Мартин, скорее всего, просто пытался сэкономить на исполнителях. Новоявленные Розенкранц с Гильдерстерном недолго прожили бы после возращения в Берлин. Мартин приказал бы прикончить их или, как знать, может сделал бы это сам. Гораздо проще устранить пару неумелых убийц, чем профессионального магильера.
— Как звучало ваше задание полностью? — спросил Кронберг у корчащегося в углу Шпильхе.
Тому потребовалось много воздуха и много судорожных вздохов, чтоб произнести фразу до конца:
— Поселиться в отеле. Установить. Наблюдение. За вами. И за Штрассером. Ждать, когда вы. Утопите Штрассера. Потом убить вас. Тело вывезти. Незаметно.
— Узнаю почерк Мартина, — пробормотал Кронберг, — Безыскусно, но эффективно. Он всегда страдал недостатком фантазии. Что ж, очень вам благодарен. Сейчас вам станет немного лучше, я облегчу вам участь. А мне пора. Нет, не провожайте. Я выселяюсь из «Виндфлихтера», надо уладить некоторые формальности.
Кронберг собирался выйти из номера, когда заметил, что Шпильхе, уже не такой багровый, как прежде, слепо шарит рукой по полу. Револьвер лежал совсем рядом, и Кронберг из любопытства приостановился в дверном проеме — посмотреть, нащупает или нет.
Нащупал. Все еще хрипя и задыхаясь, опершись на дрожащую руку, Шпильхе попытался направить револьвер на Кронберга. Рука его плясала так, что он не попал бы и в стену, но Кронберг не собирался дать ему возможности всполошить обслугу и постояльцев. Видит Бог, номеру и так был причинен изрядный ущерб…
— Упрямство, — бросил от порога Кронберг, — Вот чем люди всегда напоминают воду. Как вода слепо штурмует преграду, без всякого смысла и не считаясь с потерями, так и люди готовы бесконечно долго повторять одни и те же вещи… Но знаете, есть и разница. Люди гораздо глупее.
Шпильхе, так и не выстрелив из револьвера, вдруг тяжело, утробно, завыл. Глаза его бессмысленно завращались в глазницах, изо рта на заляпанный палас потекла мутная пенная струя с кровяными прожилками. Тело его стало стрястись, руки и ноги, недавно бессильные, в агонии выгибались так, что, казалось, можно было расслышать скрип костей. На висках проступили быстро пульсирующие вены.
— Допускаю, что это не самый лучший способ уйти из жизни, — заметил Кронберг, — Концентрированная соляная кислота из вашего желудка сейчас проникает в ваши артерии и разносится с кровью по внутренним органам, попадая, в том числе, и в мозг. Медленное растворение, вот что это такое. Впрочем, боль вы перестанете чувствовать уже через несколько минут. А через четыре часа от вашего тела останется только кожаная оболочка и, может, самые прочные кости. Теперь же прошу меня извинить, я и в самом деле спешу.
Кронберг закрыл за собой дверь номера, оставив внутри мычащего от боли человека. Еще раз осмотрел костюм и убедился в том, что тот абсолютно чист. Насвистывая себе под нос, Кронберг спустился на первый этаж.
На телефонной станции оказалась уже знакомая ему девушка. Кажется, она даже узнала его, а может, ее обязанностью было улыбаться всем постояльцам отеля. Как бы то ни было, Кронберг подмигнул ей в ответ:
— Берлин, пожалуйста.
— Одну минуту, господин Кронберг, подключаю.
Судя по всему, Мартин только недавно проснулся, голос у него был хриплый.
— Алло. Кто это?
Кронберг улыбнулся этому вопросу. Телефонистка, соединившая их, не могла не сказать Мартину, что звонок идет из отеля «Виндфлюхтер», Бад-Доберан. Но Мартин не знал, кто именно ему оттуда звонит. Старый добрый приятель Кронберг или двое других приятелей — с сообщением о том, что предыдущий приятель надежно прикопан в ближайшем лесу. Интересно, какими были их кодовые слова? Едва ли Мартину сообщили про фарфоровый заварочный чайник… Наверно, что-то другое. Мартин всегда славился вкусом и отличным чувством юмора. Наверно, Шпильхе сказал бы что-то вроде «Здесь стало гораздо суше». Или что-нибудь в этом роде. Какая-нибудь замаскированная шутка, понятная только своим.
— Привет, Мартин.
— Ах, это ты… — Мартин издал короткий смешок, — Господи, зачем же звонить с рассветом? Еще нет и двух часов!
— Ну, я подумал, что добрые новости не рассердят тебя, даже если разбудят.
— Добрые новости всегда уместны, старик. По крайней мере, я надеюсь, что твои — действительно добрые. Что у тебя?
— Скоро уезжаю, — сказал Кронберг, разглядывая собственные пальцы, — Устал от моря. Хотя встреча эта была мне полезна. Вспомнил молодость.