— Готов продолжать операцию, — повторил Гринберг ровным голосом. Слишком ровным, чтобы быть искренним.
— Не надо, — хрипло сказал ему Виттерштейн, стараясь не смотреть в глаза, — Пациент уже мертв. Операция не требуется.
— Так точно, мертв.
— Скончался от повреждения печени и внутренних кровотечений.
— Так и запишу.
Виттерштейн чувствовал пульс умирающего тоттмейстера так явственно, словно держал руку у того на шее. Упрямый, неровный, слабый, но все-таки пульс. Механические подрагивания чужого сердца. Совершенно, должно быть, нечеловеческого, но продолжающего сокращаться, толкая ядовитую кровь по венам.
«Ничего, — сказал Виттерштейн сам себе, бессмысленно глядя на тело, — Сейчас это прекратится. Еще минут пять, должно быть, вон, сколько крови натекло… Темная кровь, это хорошо. Значит, недолго. Но что же делать дальше? Положить умирающего к остывшим телам мертвецов, чтобы он среди них испустил дыхание? Господи, как это противно, мерзко. Но что же тогда? Может, самому?.. В сущности, ничего сложного. Просто мысленно пережать несколько артерий. Практика на уровне второго курса. Легкие прикосновения вот тут, в районе шеи, а для надежности можно и в мозгу, вот эту вот беспокойную жилку…»
В ушах зашумело. Виттерштейн деревянными руками оттолкнулся от операционного стола. Мысленное прикосновение пропало лишь спустя несколько секунд, оттого, даже отойдя от тоттмейстера, он чувствовал некоторое время под пальцами его мягкие пульсирующие артерии. Он едва не сделал это. В последнюю секунду какой-то безотчетный импульс помешал.
«А что разницы? — подумал он тоскливо, — Так ты убийца, а так — палач. Не все ли равно, в сущности, для того, кто поклялся спасать человеческие жизни?».
Сейчас не должно быть места слабости. Он, Ульрих Виттерштейн, господин лебенсмейстер, не имеет права на слабость. Он должен быть холодным и твердым, как ланцет, вскрывающий гнойный нарыв, как…
Блиндаж тряхнуло, с потолка посыпалась земля, свет несколько раз мигнул. Грохот пришел позже и навалился с такой силой, что Виттерштейн рефлекторно сжался и даже присел — возникло ощущение, что сейчас на голову посыплются бревна перекрытий, сломанные, как гнилые спички…
Сестра милосердия испуганно вскрикнула, а Гринберг пробормотал:
— Близко ударило. Что же эти чертовы англичане, сквозь землю видят?..
— Могут и сквозь землю, — сказал, отплевываясь от соленой земляной пыли, Виттерштейн.
Стоило ли напоминать уставшему доктору о том, что в распоряжении англичан могут быть штейнмейстеры? Или как их там именуют на британский манер?.. Эти способны не только бомбардировать вражеские траншеи булыжниками, но и ощупывать мысленно огромные подземные пространства, находя в них каверны блиндажей и укрытий. А уж после этого артиллерия скажет свое слово…
Еще одно накрытие, чуть в стороне, но дерево все равно грозно и тревожно заскрежетало. Как переборки парусника, принявшего бортом удар сильнейшей волны. Кажется, можно услышать хруст выдираемых заклепок…
Виттерштейн попытался выдержать грохот разрыва хладнокровно, как Гринберг, но все равно, должно быть, выглядел в этот момент перепуганным насмерть новобранцем.
«Не мое это дело, под бомбами гулять, — подумал он сердито, и даже нашел силы демонстративно отряхнуть от сора хирургический халат, — Я спасаю жизни, довольно с меня и этого, а под артобстрелом сидеть — тут не доктора нужны…»
В лазарет ввалился пехотинец, но в этот раз один, без раненого. Лицо у него было перепачкано до такой степени, что казалось сплошь черным, как у аборигена Германской Восточной Африки[17], а взгляд был полубезумным, обжигающим.
— Приказ оберста! — затараторил он, перескакивая с Гринберга на Виттерштейна и обратно, — Всех вывести! Эвакуируем лазарет!
— Что еще значит вывести? — насупился Гринберг. Пусть он и был фронтовым врачом, но располагал рангом офицера медицинской службы, и в общении с рядовым сделался холоден, — Что мы, по-вашему, склад зерна? Или каптерка? Куда это вывести? У нас тут раненные, извольте убедиться!.. Куда их? Наверх?
Зубы пехотинца залязгали, пережевывая наспех выплевываемые слова:
— Бросайте, господин штабсарцт, бросайте, и наверх!.. Томми пристрелялись по вашему району. Решили, наверно, что штаб тут какой… Люфтмейстер штабной какие-то воздушные движения ощутил. Говорит, сейчас тяжелые батареи ударят. Ну же! Наверх!
17
Германская Восточная Африка — колония Германии на территории Танзании, Бурунди и Руанды, существовавшая до 1919-го года.