— Ведите девицу в лагерь, — кивнул он. А ты Жоан, бери ларец и двигай вместе с ними. Я следом.
Сезар подозвал Бернабе и нахмурившегося Гонсалеса.
— Закопаете этих гринго и все следы хорошенько скроете. ... Добьёшь, если кто-то ещё не сдох, — тихо сказал он мексиканцу. Тот понимающе кивнул, и мулат поспешил вслед удаляющимся крикам пленницы.
Всё! Заживём как настоящие сеньоры, почище Паоло! — догнал он Жоана, нёсшего добычу. — Да заткните её глотку! — рассердился главарь, радужные мысли которого прерывали крики и рыдания русской.
Серафино снял со лба красную повязку, придерживающую длинные чёрные волосы, свернув жгутом, завязал Маше рот.
— Прошу прощения, сеньорита, — не преминул вежливо извиниться он, заглянув в наполненные слезами глаза.
Они опять взяли с китайцем её под руки и повели дальше, чувствуя, что девушка сопротивляться перестала.
Неожиданно позади раздалось два приглушённых лесом негромких выстрела.
— Чёртов мексиканец! Вечно шумит! Не мог ножом добить! — вырвалось непроизвольно у мулата, грезившего в это время о красивом доме на берегу залива.
"Петя...", — обречённо покатилось куда-то сердце, обмякшей после слов бандита Машеньки.
— Чего встали! — вскинулся Сезар на подручных. — Двигайтесь быстрее, беременные мулы, а то уже брюхо подвело.
Через несколько минут, отвернув по подсказке китайца чуть влево, вышли к лагерю русских.
— Даже крыша есть, — обрадовался Сезар палатке. — Свяжите ей руки, чтобы с дуру что-нибудь не выкинула, — ткнул он пальцем в лежавшую неподвижно на траве пленницу, — и повязку снимите, а то задохлась поди.
Серафино быстро выполнил всё, что сказал главарь и водрузив обратно свою повязку, придвинулся поближе к остальным, склонившимся над ларцом.
— Как делить будем Сезар? — задал Чен вопрос, вертевшийся у всех на языке.
— Содержимое поровну, но мне больше, — сказал мулат, понимая, что в противном случае рискует стравить людей. — На семь частей, — закрыл он крышку. — Но сначала дождемся Бернабе и Гонсалеса.
Китаец облегчённо вздохнул, не боясь больше, что чомбо урежут его долю. Лишнюю долю для главаря он счёл вполне разумной.
— Лавку открою, — мечтательно сказал он.
— Занесите сеньору в палатку, она кажется пришла в себя. А ты, Жоан, сходи, принеси сюда все наши вещи! — распорядился Сезар.
Когда негр ушёл, он подозвал метиса и китайца, застёгивающих полог.
— Хочу с вами посоветоваться насчёт неё, — тихо сказал он, ткнув не оборачиваясь большим пальцем назад в направлении палатки. — Я обещал её Паоло, для его заведения, как плату вот за это, — поддел он ногой брякнувший карабин. — Но сами понимаете, обстоятельства неожиданно изменились. Что скажете? — посмотрел на советчиков Сезар.
— Девочка класивая, конечно, но слишком много видела, — улыбнулся китаец, пробуя на пальце остриё своего ножа. Рычащие звуки он проглатывал напрочь, заменяя на "л", но собеседники его прекрасно понимали.
— А ты, Серафино? Что скажешь? — уставился предводитель на метиса.
— Свидетели нам не нудны, Сезар. Ты сам это понимаешь. А с Паоло как-нибудь договоришься. Скажешь, что её убили случайно в перестрелке и дашь что-нибудь из вещей этих русских.
— Хорошо! Я вас понял! Но торопиться не будем. ...Бернабе очень огорчится, если не успеет "утешить" белую сеньориту, — подмигнул мулат сразу засмеявшемуся китайцу, поскольку все в банде знали пристрастие Бернабе к белым проституткам, на которых тот никогда не жалел денег.
— А вот это ты зря затеял, Сезар! — нахмурился Серафино, воспитанный (как и большинство панамцев) на уважении к женщине, тем более белой. — Бог нам этого не простит!
— Побереги свои проповеди, Серафино для Бернабе и Мексиканца. Я не хочу ссориться с ними из-за девки. Да и остальные будут не прочь попробовать её прелестей. ... — Вон хоть Жоана спроси, — ткнул он пальцем в вернувшегося с вещами негра. — Давайте, готовьте что-нибудь пожевать, а то уже время к обеду, — закончил разговор Сезар, завалившись на траву.
Бандиты занялись приготовлением обеда, не подозревая, что русская пленница отлично понимает по-испански и слышала почти весь их разговор.
"Не дамся!" — стиснула зубы смертельно побледневшая девушка.
Она поднесла руки ко рту и стала лихорадочно перегрызать на запястьях верёвку. "Дура я, дура! — Давно надо было это сделать!" — лихорадочно выплевывала она забивавшие рот волокна, не вытирая слёз и отчаянно боясь, что не успеет освободиться до того, как кто-то подомнёт её под себя.