Меня особо впечатляет русский флот тех времён. Ведь начиная со второй половины XIX века по наше время на «подвиги» флота России (даже у своих берегов) без слёз взглянуть нельзя. А тогда! Алексей Орлов громит турок аж на Средиземном море, адмирал Чичагов громит шведов на Балтике, адмирал Ушаков громит турок на Чёрном море. Откуда что бралось, если матросами и офицерами большей частью всё ещё были не морские волки, а пехота, по необходимости посаженная на корабли и никогда до этого моря не видавшая? Да и адмирал Сенявин, сначала громивший французов на берегах Средиземного моря, а потом разгромивший турецкий флот в Эгейском море, тоже ведь был из Екатерининской эпохи.
Так уж случилось, что именно Екатерине пришлось вершить великие дела, но как ни сильна она была, как Женщина, но она всё же была не более, чем женщина. И этим она была слаба, и поэтому ей нужен был мужчина, за которого она могла бы спрятаться. Речь идёт не о её жизни, как таковой, — личных защитников у неё всегда было достаточно. Этой женщине нужно было спрятаться за мужчину при решении тяжёлых государственных вопросов — ей нужен был тот, кто принял бы на себя ответственность за поиск путей их решения и нашёл бы их. Григорий Орлов, её длительная настоящая любовь, был надёжным защитником её жизни, но на государственного деятеля он не тянул — не увлекали его государственные дела. А вот Григорий Потёмкин оказался тем, кто и нужен был, — он оказался способен руководить Россией и снимать с Екатерины головную боль тяжести государственных решений.
А теперь оцените, что на долю этой женщины выпало, как на руководителя государства.
У нас столетиями обывателю внушается, что турки очень слабый противник. Да, это правильная пропаганда, она нужна, чтобы не бояться этого противника, но это пропаганда. На самом же деле это не так. А по тем временам Османская империя была огромнейшим и мощнейшим государством, занимавшим чуть ли не все берега Средиземного моря, Аравийского полуострова, и территории на востоке вплоть до Каспийского моря. На западе границы Османской империи проходили у Вены. Уже на начало XVIII века численность населения Османской империи оценивалась в 30 миллионов человек, а у России, по переписи 1719 года, — всего 15,7 миллиона. Когда Екатерина вступила на царство, то численность населения России (в границах 1720 года по переписи 1763 года) была всего 21,4 миллиона человек.
До этого Османская империя без проблем справлялась с Россией — в 1711 году русская армия вод водительством Петра I потерпела поражение от турок на реке Прут, русско-турецкую войну, которую Россия вела в союзе с Австрией в 1735–1739 годах, Турция выиграла, лишив Австрию Сербии и Валахии, а России пришлось срыть крепость Азов.
И вот в царствование Екатерины в мире сложилась очень удачная обстановка — у всех тогдашних крупных стран Европы были нерешённые военные проблемы. Англия, с одной стороны, застряла в войне с новообразовавшимися США, с другой стороны, пользуясь этим случаем, Франция и Испания штурмовали Гибралтар, пытаясь отнять его у Англии и приобрести в своё владение.
Турция оставалась без союзников, зато к союзу с Россией удавалось привлечь Австрию. Автономный Крым бунтовал против своего хана — народ Крыма устал от распрей и неурядиц и был согласен войти в состав России, Грузия, натерпевшись от власти турок, в очередной раз просилась в состав империи. Ну как было упускать такой случай!
Однако как было женщине самой решиться на обострение отношений с грозной Османской империей, на обострение, неминуемо приводящее к войне?
Но у этой женщины уже был мужчина, который был не меньшим фанатиком Великой России, нежели сама императрица. У Екатерины II уже был Потёмкин, а на него в этом вопросе можно было положиться — за его широкой спиной (за его умом и волей) и женщина, которую угораздило стать императрицей, могла быть спокойной.
От Самойлова, участника тайного венчания Екатерины с Потёмкиным, сохранилась информация — когда читавший при венчании «Апостола» Самойлов дошёл до слов: «Да убоится жена мужа своего», Самойлов не решился их произнести и взглянул на императрицу. Та решительно кивнула головой: «Да убоится!» Она устала быть одинокой правительницей огромной империи, она хотела иметь того, кого она могла бы «убояться».