— Не знаю.
— Если железный, то это намного лучше насоса.
— Раз в сто лучше.
Мы замолчали, а потом Тимка прервал наши молчаливые планы похищения самолета совершенно неожиданным предложением:
— Ты знаешь, а мне жалко Серегу. Правила правилами, но те, кто их придумал, не знал же, что Серега — нормальный пацан. Давай его подберем и позволим дружиться.
— Давай, — сразу согласился я.
Так почти полностью определилась наша дальнейшая жизнь. Не хватало только Мешка, но в тот день Мешка мы в упор не видели. Мешок появится еще через месяц с гаком, и только через два года свалится на него его небывалая ноша.
— Ну пошли? — подтолкнул меня Тимка.
— Куда?
— К Сереге. А чего ждать?
— Пошли.
3. Серега (Наперекор)
Серега был родом из начальства, а на начальство мои белорусские земляки смотрели с опаской и недоверием, ничего хорошего не ожидая и надеясь, что плохое пронесет как-нибудь стороной. Начальство наказывало, отбирало, обирало, разоряло, запрещало, рушило — с того и жило´. Теоретически начальство могло и наградить и одарить, но любому понятно, что у него самого тех наград и падарунков с гулькин нос, и потому правильней их растратить на собственные хозяйства, на жонок и сынов, а еще не забыть своих начальников за доброе их расположение и обязательно какими-то крохами оделить подчиненных и прихлебателей, без которых особо не накомандуешь. В общем, как ни крути, но начальствовать приходится в основном ором да разором. Поэтому и относились к начальству, да и вообще к власти, как к неизбежному и неизбывному гнету.
Точнее, как к погоде, от которой надо защищаться, но совсем надежно не заслониться даже стенами дома, и, значит, остается терпеть и приноравливаться. В южных землях еще хорошо: там действительно — погода, но в нашем климате — сплошная не´погодь, а случится передышка от ненастий (та же маевка, например), так и спасибо. Ну не бунтовать же против погоды!.. Если же найдется какой-нибудь чудик, который не приноравливается, а протестует, то к нему относятся крайне неодобрительно, потому что ото всех его сопротивлений сложившемуся порядку всегда нелегкой жизни можно ожидать в ответ только грома-молний, которые, по обыкновению, обрушатся не только на голову неразумного бунтаря, но и на всех, кто рядом, — без разбора.
Мне чрезвычайно привлекательна эта особенность моей очарованной родины, где люди живут так же упрямо и терпеливо, как и деревья в их бескрайних лесах: кряхтят в грозы, поскрипывают морозными ночами, запасливо прогреваются впрок под любым (даже и обманным) теплом — живут себе, пока все вокруг леса изводятся под корень…
Так здесь воспринимают любую власть — так поначалу терпели немцев, так приняли возвернувшийся строй, так глядят и на власть нынешнюю… В общем, в дружной семье советских народов мои земляки жили одними со всеми несчастьями, но несколько наособняк. “Да здравствует советская власть!” — восторженно ликовала Россия. “Хай живе радянська влада!” — аукалась Украина. “Няхай жыве радзяньская улада!” — соглашалась (а куда денешься?) Беларусь. Без власти ведь никак, так что — няхай сабе. Ни душевных проклятий, ни сердечных восторгов, и всем опытом предков нажитое мудрое отстранение и от власти вообще, и от любого начальства со всеми его чаяниями, чадами и домочадцами.
За оградой собственного дома Серега попадал в эту полосу отчуждения.
— Пропал бы без нас Серега — хорошо, что мы его подобрали, — совершенно правильными словами встретил меня Тимка, не прекращая играться китайским фонариком на круглых батарейках.
Еще в прошлом году из Китая к нам в страну посылали такие вот фонарики, красивые термосы в цветах и птицах, очень нужные для жизни и спорта кеды и дружбу навек, но до нашего поселка доходила одна только дружба, а все остальное продавалось в районном центре. Теперь же ни из радио, ни из телевизора никакой дружбы не слышно, а слышно только, что у них по всей стране ревизионизм, и, значит, магазины закрыты точно так же, как и у нас, когда вывешивают табличку “ревизия”, и уже нипочем не дождаться от них ни кедов, ни фонариков. Лично мне фонарик и не нужен — фонарик у меня дома есть, но батарейки в нем сдохли, потому что я с этим фонариком читал под одеялом, когда матушка совсем уж свирепо требовала, чтобы я выключал свет.
— Где взял? — спросил я, кивая на фонарик.
— У Сереги — ему без надобности: его же ночами спать заставляют.
— А где он?
Мы готовились начать запланированные позавчера раскопки и ждали Серегу, который обещал принести настоящую саперную лопатку.