Рэй Дуглас Брэдбери
Господин Бледный
— Ему очень плохо.
— Где он?
— Наверху, на третьей палубе. Я его уложил в постель.
Доктор вздохнул.
— Вообще-то у меня сейчас отпуск. Ну, что поделаешь. Ты уж прости. — Извинение было адресовано его жене.
Он последовал за дневальным, и пока они поднимались по трапам, космический корабль, выбросив столб красно-желтого огня, в считанные минуты развил скорость до тысячи миль в секунду.
— Пришли, — сказал дневальный.
Доктор свернул в указанный отсек и увидел лежащего на койке пассажира: это был рослый мужчина с туго обтянутым кожей черепом. Его состояние действительно оказалось тяжелым. Впалый рот обнажил крупные, пожелтевшие зубы; из тени провалившихся глазниц мерцал угасающий взгляд, туловище было иссохшим, как скелет. Руки казались снежно-белыми. Присев на магнитный стул, доктор пощупал запястье больного.
— На что жалуетесь?
Тот помолчал, но все же, облизнув бесцветным языком сухие губы, в конце концов сумел выговорить:
— На приближение смерти. — У него в горле булькнуло нечто похожее на хохот.
— Чепуха, мы вас быстро поставим на ноги, господин?..
— Зовите меня Бледным. Под цвет лица. Просто Бледный.
— Хорошо, господин Бледный.
Никогда еще доктору не приходилось держать такое холодное запястье. Как у покойника в морге, только бирки не хватало. Пульс уже сходил на нет. Если он и прощупывался, то настолько слабо, что его с легкостью перекрывала пульсация крови в пальцах доктора.
— Плохо дело, да? — спросил больной.
Вместо ответа доктор приставил к обнаженной груди умирающего серебристый стетоскоп.
Прибор донес до его слуха едва различимый шум, вздох, будто о чем-то далеком. Вместо сердцебиения из груди шли какие-то стоны раскаяния, приглушенные крики миллионов голосов, порывы темного ветра в темной пустоте; вырываясь из холодной груди, эти холодные звуки доходили до ушей и пронзали доктора насквозь, отчего он и сам почувствовал холодок в сердце.
— Я прав?
Доктор кивнул:
— Наверно, вы лучше меня знаете…
— Чем это вызвано? — Глаза Бледного закрылись, и на бесцветном лице мелькнула тень улыбки. — Мне нечего есть. Я умираю от голода.
— Это мы поправим.
— Нет, нет, вы не понимаете, — прошептал человек. — Я едва успел добраться до ракеты, чтобы попасть на борт. Всего несколько минут назад, до старта, я был по-настоящему здоров.
Доктор повернулся к дневальному:
— У него бред.
— Нет, — отозвался умирающий, — это не бред.
— Что здесь происходит? — спросил чей-то голос, и в каюту вошел командир корабля. — Это еще кто? Что-то не припоминаю…
— И не пытайтесь, — сказал Бледный. — Меня нет в списке пассажиров. Я самовольно проник на борт.
— Но это невозможно; мы сейчас на расстоянии десяти миллионов миль от Земли.
Бледный вздохнул:
— Еле успел. Все силы положил на то, чтобы вас догнать. Уйди вы немного дальше…
— Заурядный безбилетник, — прервал его командир. — Да к тому же пьян.
— Он очень болен, — сказал доктор. — Ему нужен покой. Сейчас я его осмотрю…
— И ничего не обнаружите, — едва слышно откликнулся Бледный, чье бескровное туловище сиротливо вытянулось на койке. — Беда в том, что мне нужна пища.
— За этим дело не станет, — сказал доктор, закатывая рукава.
Спустя час доктор снова опустился на магнитный стул. У него со лба градом катился пот.
— Вы правы. Никаких заболеваний у вас нет, но организм предельно истощен. Как вы, при нынешнем изобилии, умудрились довести себя до такой кондиции?
— О, вы будете удивлены, — ответил обладатель изможденного, белого, холодного тела. Его слабый голос заполнил каюту, как слабый леденящий бриз. — Примерно час назад я остался без пищи. По своей вине. Сейчас попытаюсь объяснить. Дело в том, что я очень стар. Одни говорят, что мне миллион лет, другие дают миллиард. Сам я давно сбился со счета. Недосуг было считать.
Шизофреник, подумал доктор, вне всякого сомнения.
Пассажир Бледный вяло улыбнулся, словно прочел эту мысль. Он устало покачал головой, и в темных впадинах его глаз мелькнул огонек.
— Нет-нет. Нет, просто я стар, очень стар. И очень глуп. Ведь Земля принадлежала мне. Я ею владел. Безраздельно. Она питала меня, а я, в свою очередь, питал ее. В течение миллиарда лет я жил припеваючи. А теперь — страшно подумать — оказался здесь, да еще на краю гибели. Вот уж не думал, что могу умереть, никогда не думал, что меня можно убить, как любую тварь. А теперь и я знаю, что такое страх смерти и каково это на самом деле — умирать. Узнал спустя миллиард лет, и теперь мне страшно: какая судьба постигнет Вселенную, когда меня не станет?
— Лежите спокойно, не волнуйтесь. Мы вас вылечим.
— Нет-нет. Нет, вы ничего не сможете сделать. Я слишком многое поставил на кон — и проиграл. До сих пор я жил в свое удовольствие, сам развязывал войны и сам же их прекращал. Но на этот раз я зашел слишком далеко и совершил самоубийство, да-да, именно так. Посмотрите-ка вот в тот иллюминатор. — Бледный дрожал, у него тряслись пальцы и губы. — Скажите, что вы там видите.
— Вижу Землю. Планету Земля. Мы от нее удаляемся.
— Значит, придется немного подождать, — сказал Бледный.
Доктор не отходил от иллюминатора.
— Уже совсем скоро, — прошептал Бледный. — Уже вот-вот.
Пространство за стеклом вдруг озарилось слепящей вспышкой.
— Боже, боже! Какой кошмар! — воскликнул доктор.
— Что там?
— Земля! Она загорелась. Она в огне!
— Правильно, — ответил Бледный.
Пожар заполонил Вселенную рваными, текучими языками желто-голубого пламени. Земля разлетелась на тысячу осколков, рассыпалась искрами, обратилась в ничто.
— Убедились? — спросил Бледный.
— Боже мой, боже мой. — Доктор пошатнулся, привалился к иллюминатору, хватаясь то за сердце, то за голову, и заплакал, как ребенок.
— Видите, каким я был глупцом, — продолжал Бледный. — Зашел слишком далеко. Слишком далеко. Какое будет зрелище, думал я. Какой фейерверк. А теперь… теперь все кончено.
Доктор сполз по стенке на пол, не сдерживая слез. Корабль разрезал космическое пространство. Из коридоров доносился топот бегущих ног, слышались панические вопли и протяжные стоны.