– Да. В том числе и такую структуру боевого применения энергии удалось разработать. Каждый абордажник имеет его на вооружении.
– Вы говорили, что "ёж" может выдать до двадцати залпов, чем обусловлена эта цифра?
– Скажем так, емкостью аккумуляторов, которые могут использоваться и для иных видов удара.
– Господа, – вмешалась донья Илона. – Все это конечно же интересно, но, думаю, в основном касается сферы интересов дона Олега. Может нам не стоит здесь и сейчас влезать в детали тактики и стратегии космического боя?
– Да, донья, вы правы, – завершил обсуждение дон Олег. – У меня остался последний вопрос. Как вам удалось добыть коды разблокирования крепости, ваше высочество?
– Я догадываюсь о ваших подозрениях, дон Олег, но спектакль ценою в двадцать тысяч жизней мне был совершенно не нужен. К сожалению, свои способы добычи сведений я разгласить не могу. Считайте это моей маленькой личной тайной. Главное, что я знаю теперь коды блокирования и разблокирования. Сейчас я хочу задать вопрос. Дон Абрам, вы проверили того, кто доставил мне послание? Он действительно сотрудник службы, подчиненной лично императору? Послание – подлинное?
– Да, на оба ваши вопроса. Сотрудник секретной службы императора доставил вам подлинное послание.
– Это, во-первых, подтверждает мои слова о том, что я не разыгрывал спектакль и узнал коды после(!) блокирования крепости – не так ли дон Олег? – тот молча кивнул. – И, во-вторых, надеюсь, не оставит у вас сомнений в том, что и запись, которую я вам хочу сейчас продемонстрировать, тоже не моя больная фантазия изобразила.
– Вы хотите ознакомить нас с секретным посланием государя? А он давал вам разрешение? – спросил дон Абрам. – Поймите, я задаю эти вопросы с единственной целью – не подставить вас. Если император не давал такого разрешения, то ознакомление нас можно будет квалифицировать в лучшем случае, как неисполнение прямого приказа государя-императора. В худшем – как мятеж против государственной власти.
– Разрешения он не давал. Но! Поскольку перед боем я фактически принял решение за вас, не посоветовавшись и не выслушав вашего мнения, считаю себя обязанным все-таки ознакомить с посланием. После просмотра вам предстоит выбор. Или вы со мной или… Вы сможете уйти. Препятствовать не буду. Во все виноват буду только я один и отвечать за последствия тоже буду один.
Я вынул кристалл Олега из гнезда и вставил с посланием императора. В моем информике тоже был встроенный идентификатор, однако программа все равно много-много раз спросила, а хорошо ли я подумал, собираясь просматривать послание вне защищенной камеры.
Хорошо я подумал. Хорошо. Даже если ошибаюсь – иного пути не вижу.
Глава 14
"…не за страх, а за совесть! Не за страх, а за совесть! не за страх, а за совесть…", – слова кружились осенними листьями, путались, исчезали в никуда и снова приходили из ниоткуда. Они гремели колоколом и шептали тихим лесным ручейком. Они могли начать свою надоедливую песню шепотом и закончить громом. Могли наоборот обрушиться лавиной звуков и снизойти до исчезающего в ватном пространстве шелеста. Разум пытался зацепиться за них, остановить, не отпускать, вникнуть, но сами по себе, вне контекста, смысла они не имели, оставаясь просто набором звуков, которые через некоторое время стали звучать незнакомо и даже чуждо. Это продолжалось мучительно долго и больно. Некоторые пациенты рассказывали, как в бреду они снова и снова должны были решать математические задачи или сдавать экзамены, сознавая, что либо не готовы, либо напрочь забыли необходимые формулы, и это было настолько мучительно и тяжко, что однозначно воспринималось, как самый тяжелый кошмар. Кстати сказать, через некоторое время они по своим снам научились определять приход болезни, даже если видимых симптомов пока не ощущалось.
"…не за страх, а за совесть! Не за страх, а за совесть! не за страх, а за совесть…". Что это? Откуда? Стоп! А кто такие больные? Почему я знаю про них? Я доктор?
К звукам добавилось хаотическое мельтешение образов, еще более усугубив мои муки. Времени не было. Его невозможно было измерить, хотя бы "на глазок", поскольку никак не удавалось отделить в танцующем переплетении событий и дел хоть какую-нибудь систему и тем самым хотя бы приблизительную длительность каждого. Сложная задача, требующая решения, связывалась причудливым образом с мучительно медленно проявляющимся на фоне экзаменационной аудитории лицом человека, который должен быть мне знаком, но почему-то не вспоминается. И сама аудитория была похожа одновременно на чем-то знакомую спальню и в то же время на явно казенное помещение, где на кровати с балдахином восседают какие-то строгие люди в мантиях. Самое скверное, что я не боюсь наказания, но мучаюсь от того, что вот сейчас не оправдаю их доброжелательных ожиданий. Но вместо ответа на вопросы я снова возвращаюсь к задаче и одновременно пытаюсь вспомнить, чье лицо проявляется перед взором, и пытаюсь убрать кровать из аудитории, поскольку там ей не место… и стараюсь что-то отвечать и все это одновременно, разом, словно меня раздирают на части множеством свалившихся на меня забот, но я непременно должен навести порядок в хаосе и решить задачу и ответить на вопросы и вспомнить и убрать кровать…