Я нахмурился и набычился, готовый во всеоружии сарказма встретить нагоняй за то, что снова посмел остаться в живых, вопреки отчетности и устоявшегося порядка его величества учета.
– Липериана. Мне больше делать нечего, как разбираться с такими пустяками? Освежи в памяти правительственный циркуляр номер семь тысяч восемьсот тридцать девять. Напоминаю. Примечание номер один содержит толкование символику и краткое описание профессий королевства. Таким образом, если предъявлен золотой жетон с эмблемой лекаря, это означает, что перед тобой целитель, коему предписывается оказывать всяческое содействие. А то, что господин Филлиниан остался жив, надо радоваться, а не мучаться вопросами, как его оформить. Бумажные вопросы не должны его касаться. Он на четвертом курсе, если не ошибаюсь? Выпиши ему временное удостоверение, подтверждающее его статус студента, и пусть идет получать в своем деканате, что положено.
Вся накопленная за время поездки негативная энергия моментально рассеялась, а мне стало смешно. Так долго готовился, обвешивал себя щитами и шипами, а меня никто и не подумал атаковать. Это как заковать себя в сталь с ног до головы, с лязгом и боевым кличем выпрыгнуть в двери, размахивая двумя двуручными мечами в готовности косить толпы кошмарных тварей и… оказаться посреди развеселого детского праздника.
Секретарь с улыбкой (обалдеть!) выдала мне бумагу и, мило щебеча, настойчиво предложила проводить меня до деканата, дабы молодой и красивый (хм!) парень не заблудился в запутанных лабиринтах академии. То, что этот парень уже три года здесь отучился, не имело для нее ни малейшего значения. М-да. Учить ее и учить достопочтенному начальнику. Нет бы девушке в мое личное дело заглянуть. Там, наверняка, указано семейное положение. Любую претендентку на свеженького целителя должно хотя бы насторожить, где обучалась жена столь лакомого кусочка. Разумеется, я прекрасно понимал – даже немного похудев, красавчиком, героем девичьих грез, я отнюдь не стал, и внимание девушки привлек мой статус, а не я сам.
Хотелось послать ее подальше и все время лесом, потом полем, но хамить особых причин не было. Я вежливо распрощался, улыбнулся, поблагодарил за заботу, туманно намекнул о необходимости заглянуть на боевой факультет – узнать закончилась ли тренировка у жены – и, помахав ручкой, пошел к родному деканату, предвкушая встречу с дедушкой Лилом. Ссылка на жену оказалась правильной. Секретарь, несмотря на мои возражения, решительно настроенная проводить таки меня самым длинным путем, увяла, вздохнула и вернулась на свое рабочее место.
Уважаемого наставника на месте не было. Как раз в это время он читал лекцию студентам четвертого курса. Моей группе то есть. Об этом мне сообщила другая секретарша, уже в приемной декана – та самая кобра, у которой не забалуешь. Облив меня, злостного прогульщика, не выгнанного с факультета лишь по недоразумению, концентрированным ядом презрения она, тем не менее, соизволила сообщить номер аудитории. Не задерживаясь более ни секунды, я скорым шагом пошел в указанном направлении. Судя по острому взгляду, каким меня подталкивали в спину, направление мне хотели задать прямиком на выход из академии, да чтобы гарантированно без возврата.
Раз все, кому интересно мое воскрешение, собрались вместе, то смысла дожидаться перерыва в занятиях я не видел, поэтому нахально постучал в дверь и тут же заглянул. Декан недовольно покосился и хотел было рявкнуть, но… Очень интересно бывает наблюдать, как меняется лицо человека по мере осознания им неких сведений: недовольство, недоумение, мучительная работа мысли, проблеск узнавания, удивление, радость. Все это быстро – декан все-таки не тугодум. А тут и группа коллективно с шумом выдохнула, как после исполнения смертельного трюка в цирке.
– Да это же ж ФИЛИН!! – рев Сена, чуть не вынес меня обратно за дверь. – Живой же ж, демон его полюби! Я ж знал! Я точно ж знал, что он же ж… А-а, чего ж там!…
Он ринулся ко мне и сдавил в объятиях. Я не удержался на ногах и, пятясь, вылетел за дверь… Акустика у нас хорошая, студенты на занятиях – никто и ничто не мешает звуку свободно и просторно изливаться, заполняя коридоры факультета от первого этажа до последнего. Вот этот самый медвежий рев в исполнении Сена широко и разлился. Захлопали двери. Кто-то выглянул посмотреть, что происходит. Кто-то, наоборот, стал баррикадироваться в страшной спешке. Но равнодушных к вокальным данным Сена не нашлось.