Но для этого мне нужно было умаслить господина директора, потому что он точно не одобрит мой план.
Зато потом только спасибо скажет.
Я решительно сосредоточилась на методичках и, наконец, нашла те, которые искала. Библиотекарь быстро выписала их мне. Я открыла сумку, чтобы убрать методички, как увидела там галстук директора. Меня вновь охватил жар от воспоминаний. Конечно, я сразу сняла этот галстук, как только директор ушёл. Не хватало его ещё носить на себе! Но то, как он надел мне свой галстук, какими властными были его движения, как он смотрел потом на меня — он будто оставлял на мне свою метку! Как будто хотел заявить «это моё!». И я приняла этот символичный жест. В тот момент.
Но не минутой позже, когда директор ушёл, и с меня спало наваждение. Я не его собственность, и не собираюсь становится таковой! Особенно в свете моего плана по обучению. Лучше будет сохранять дистанцию.
Я вышла из библиотеки и отправилась к кабинету директора. Я не хотела попадаться ему на глаза — лишь оставлю галстук и всё.
Но в приемной сидела Танечка, и мне не оставалось ничего другого, как вручить галстук ей.
— Это что? — с подозрением спросила она.
— Галстук, — ответила я, стараясь не краснеть. — Отдай, пожалуйста, дир… Константину Демидовичу.
— В смысле? — допытывалась она.
— Я сама ничего не знаю, меня попросили, пока! — ответила я скороговоркой и пулей выскочила из приемной.
Если мозг этой ассистентки хотя бы вполовину такой же большой, как её грудь, то она может теперь решить, что я её конкурентка.
Я со стоном прикрыла глаза и прислонилась к прохладному окну.
— Держу пари, в постели вы стонете громче, — услышала я за своей спиной.
Я резко развернулась и увидела одного из своих учеников. Кажется, он был школьной звездой. Смазливое личико, голубые глаза, жевачка во рту и тонна самоуверенности.
— Скажи это по-английски, и тогда сможешь узнать наверняка.
Он опешил от моей подачи. Видимо, он ожидал отпора или гневной тирады, но никак не фактического согласия. Я даже увидела работу мысли, отобразившуюся у него на лице.
— I… I… — начал он.
— Ай-ай-ай, — передразнила я его. — Садись, два.
Я резко отвернулась от мямлившего подростка и с улыбкой пошагала прочь. Он, конечно, младше меня, но мне все равно было приятно отбить его выпад.
Константин
Было утро следующего дня. Я лениво проверял почту на рабочем компьютере, еще не проснувшись окончательно, когда услышал нерешительный стук в дверь кабинета. Это точно была не Таня — она стучит иначе, да и не приходит так рано.
— Войдите.
Дверь приоткрылась, и в кабинет тихо вошла англичанка. Назвать ее стриптизершой у меня сейчас язык не повернулся бы — до того скромно она выглядела. Волосы собраны в аккуратный пучок, на лице — минимум косметики, а надет на ней был темно-синий балахон. Она свою бабушку раздела, что ли? Длинные рукава, воротник закрывает шею, никакого намёка на грудь, талию или бедра, а низ платья почти целиком скрывал и туфли.
Сама она стояла, скромно потупив глазки и сцепив ручки.
— Доброе утро, Константин Демидович, — мягко сказала она и улыбнулась ангельской улыбкой.
Я нахмурился. Она впервые назвала меня по имени, да ещё и оделась так, что не придраться. Это было подозрительно.
— Это ещё что такое? — намеренно грубо спросил я.
— Я послушная девочка, вы сами так сказали.
Ага, после чего чуть не трахнул твой рот, я помню.
Я встал и медленно подошёл к англичанке. Она определенно играла в какую-то игру, и мне юследовало разгадать её прямо сейчас.
— Что под балахоном? — задал я следующий вопрос, обходя ее по кругу.
Она выйдет из кабинета, снимет эту жуть, а под ней окажется что-то невероятно короткое и соблазнительное. Наверняка. Троянский конь, классика.
— Ничего! — вспыхнув ответила она.
Я нахмурился. Ничего — в смысле, нет второго слоя одежды? Или ничего — в смысле, вообще ничего? Она, возможно, опять без трусиков? Я скрипнул зубами. Надо было уже решить проблему с этими её трусами.
Я провёл пальцами вдоль её позвоночника так, чтобы почувствовать наличие одежды. Она вздрогнула, но не остановила меня. Что ж, у меня были две новости. Одежды под балахоном не было — это хорошо. Там вообще ничего не было — и это было плохо. Я мог бы задрать подол этого платья и удостовериться в этом, а заодно и убедиться в сногсшибательности её задницы. Я мог бы запустить руки под ткань платья и и узнать, каково её тело на ощупь. Мои пальцы помнили ее горячий ротик и могли бы сравнить его с её киской. Член немедленно напомнил о себе — он тоже мог бы сделать это, а так же многое другое.