— Не знаю, — ответил Мартон и посмотрел на дырявые башмаки учителя. — Если я скажу отцу, для него это все равно ничего не значит. За учение надо платить четыре форинта. Поговорите вы с ним, господин учитель: это, наверное, поможет. — И немного погодя он добавил: — Я очень хотел бы дальше учиться…
— Ладно, я поговорю с ним. Твой отец сапожник?
— Нет, господин учитель, он сейчас кельнер.
— Кельнер? А где он этому выучился?
— Не учился. Просто стал кельнером. А то в сапожниках ему не везло.
— И теперь вы лучше живете?
— Да.
Тем временем они подошли к квартире господина учителя.
— Зайди, Фицек, — сказал Гендеч.
Старая седая женщина, жена учителя, открыла им дверь. Мартон поздоровался с ней за руку.
— Ты читал уже книжки? — спросил его учитель, усадив мальчика у себя в комнате.
— Нет… да… Ника Картера… — ответил Мартон.
— Ну, таких ты не читай. Плохая книга! Я дам тебе хорошие книжки.
Он подошел к книжной полке и стал раздумывать, какую бы ему книжку вытащить.
— Вот тебе два тома «Звезды Эгера». Очень хорошая книга! Прочти и через неделю верни мне. Тогда расскажешь мне о прочитанном. Ладно?
— Да, — ответил Мартон и поблагодарил за книжку.
— А отца своего пришли ко мне.
Господин Фицек, узнав, что господин учитель Гендеч хочет поговорить с ним, зарычал:
— Ты, негодяй, опять, наверное, натворил чего-нибудь?
— Да нет! Господин учитель очень любит меня.
— Ладно, ладно! Увидим! Завтра пойду. Ты меня не обманешь! Но бойся! Завтра я пойду… пойду…
— Но, папа…
— Ладно, ладно! Знаю я тебя! Молчать!
Вечером Мартон понес отцу ужин в маленькой корзинке. Мать приготовила бифштекс и жареную картошку. Завернула тарелку в салфетку, чтобы кушанье не остыло, и мальчик пошел.
В кафе уже играл цыганский оркестр. Г-н Фицек взял, сына за руку и повел его в глубь помещения.
— Садись, — сказал он ему. — Я сейчас приду.
Мальчик сел и огляделся. С потолка свисали блестящие люстры, в электрическом свете сверкало граненое стекло. В кассе восседала белокурая женщина, несколько гостей пили черный кофе, другие играли в карты. Перед эстрадой, на которой расположились цыгане, за столиком, недалеко от Мартона, сидели две женщины и двое мужчин; они пересмеивались и пили пиво. Цыгане играли сентиментальную любовную песню: «Из-за тебя я бледнею…»
Господин Фицек подошел к тому столику, за которым сидели двое мужчин и две женщины, метнулся к ним, держась правой рукой за спинку стула, выслушал заказ и крикнул:
— Кельнер!
К нему подбежал худой, скверно одетый кельнер, махая салфеткой.
— Да-с, что прикажете? — закричал он; губы его застыли от усердия.
Он принял заказ, распрямился, отошел, и на его лицо вернулось выражение скуки и усталости. У кассы он сказал равнодушно:
— Эльвира, дайте бутылку кюрасо.
— Уже? — спросила кассирша.
— Да.
Господин Фицек вернулся к сыну и пересадил его на другое место, чтобы мальчик не видел женщин и мужчин. Сам он сел так, чтобы глазом следить за всем, что делается в кафе.
У Мартона брызнули слюнки, когда отец принялся за бифштекс с чесноком. Г-н Фицек во время еды, между двумя кусками, спрашивал:
— Что нового дома?
— Ничего, — ответил Мартон, не понимая, зачем об этом спрашивает г-н Фицек: ведь три часа тому назад он сам был дома.
— Вы не безобразничаете?
— Нет.
Фицек ел.
— Отто пришел уже?
— Да.
Господин Фицек как раз взял в рот большой кусок бифштекса, когда кто-то застучал по стакану:
— Счет!
— Сию минуту! — послышался голос г-на Фицека.
Господин старший кельнер вскочил и по дороге, давясь, проглотил кусок. Едва успел он вернуться и сесть за ужин, как снова позвонил кто-то. Г-н Фицек опять побежал. Но дороге он вытирал свои жирные губы. Его черный смокинг оттопыривался там, где был бумажник. Коротенький, коренастый г-н Фицек наклонился к столику, потом потянулся за бумажником, и, когда гость встал, старший кельнер, сжимая спинку стула рукой, снова поклонился удалявшемуся посетителю.
— Видишь, сын мой, какой это горький хлеб? — сказал г-н Фицек, вернувшись обратно. — Даже поужинать я не могу спокойно. Жир примерзает к тарелке.
Мартон не ответил. Он только искоса бросал взгляды в зеркало, чтобы видеть двух женщин. Мужчины были уже пьяны, нагибаясь к ним, целовали женщин. Женщины визжали.
— Ты что смотришь? — накинулся г-н Фицек на сына. — Садись сюда!
И отсадил сына от зеркала, так что теперь мальчик мог видеть только картежников и кассу.