Заявляем также, что локаут продолжается пока до 10 июня, ввиду того что предприниматели не согласны терпеть, чтобы чуждые элементы решали, когда работать и когда не работать заводам!»
— Лайош, оставь ты плакат! Чтоб они сдохли! Пойдем!
— Пойдем! Пойдем!
Они пришли на сборный пункт неподалеку от городской управы. Там собралось уже тысячи три рабочих. Лайош Рошта схватил свою мусорную тележку. Ряды построились. Пашерович и еще трое мороженщиков везли тележки с мороженым, — и толпа двинулась вперед.
Загремели песни.
— Шаролта, как ты думаешь, надеть мне новые желтые ботинки или сойдут и старые хромовые? — спросил Доминич, сидя на кровати.
Шаролта еще валялась в постели. Ночью она открывала парадное, и поэтому ей хотелось спать.
— А идти обязательно?
— Ну, а как ты думаешь? Не раздражай меня, не то я взбешусь! Обязательно надо пойти. Что скажут, если я, второй секретарь союза, не приду? Слишком много языком треплешь. Что это за безобразие? Так какие мне надеть — новые?
— Ну конечно, новые! — вздохнула Шаролта, сдаваясь. — И синий костюм. Принарядись как следует. Там, в шкафу, висит подаренный галстук, повяжи его бантом… Подожди, я сама повяжу. Уж, по крайней мере, оденься прилично, как подобает секретарю.
Шаролта вылезла из постели, вынула из шкафа синий костюм мужа, новый галстук.
— Я все-таки не понимаю, зачем тебе обязательно идти? — сказала Шаролта, подавая костюм. — Ты достаточно поработал для подготовки. Так ты думаешь, столкновений не будет? Вчера прибыли жандармерия и солдаты…
Доминич вскочил.
— Перестань раздражать меня! Я уже сказал тебе! Кто я — печович или социал-демократ? Ты до тех пор будешь болтать, пока я не нагрублю тебе. Да и вообще не бойся, я поберегусь… Где башмаки? Пойду на сборный пункт, а потом посмотрим. Думаю, что часа через два я буду дома. Как меня увидят и двинутся, так я и уйду. Но как можно предлагать такое? Чтобы я, второй секретарь, не пошел?.. Где мои башмаки?.. Неслыханно!
— Там они, в правом ящике внизу.
— Правый ящик внизу… правый ящик… Ничего здесь нет! Лучше поискала бы мне башмаки, чем языком трепать. Отбиваешь у человека охоту к демонстрации. Ты думаешь, я сам не поспал бы еще? С удовольствием! Что, мне охота ни свет ни заря вылезать из постели? У-у, дура! И все-таки я иду. Почему иду? Потому что это моя обязанность! Ты пойми — обязанность. Где мои башмаки? Я весь этот шкаф разнесу! Если ночью звонят, ты бежишь открывать парадное? Ну вот… Может, они в левом ящике? Сама не знаешь, какая у тебя правая и какая левая рука… Я вот привяжу тебе к рукам сена и соломы, и тогда будешь говорить: ящик сена и ящик соломы.
Он вынул левый нижний ящик шкафа и нашел новые ботинки. Рядом с ними лежал револьвер. Доминич вынул башмаки, посмотрел на оружие.
— Это что? Зачем ты здесь держишь револьвер? Лучшего моста не нашла для него? Еще хорошо, что ты его на кухонное окно не повесила и не прикрепила к нему записку, что имеем разрешение на ношение оружия… Сейчас же спрячь, сию минуту, чтобы никто не видел!.. Болтать умеешь, а спрятать револьвер не можешь… Чтобы я не пошел… какая трусость! Такое безобразие! Неслыханно!.. Эти глупые разговоры… Я секретарь… Всю охоту отбила у меня. Ты думаешь, я с удовольствием лезу на штыки? Мало того, что мне не хочется идти, так еще и ты отговариваешь… Завяжи галстук!
Шаролта спрятала сначала револьвер, потом завязала галстук. Доминич с упреком смотрел на жену. Пока Шаролта завязывала ему галстук, он заметил кого-то во дворе.
— И Франк уже идет… Поторопись, я опоздаю. Вот Франк идет. Ты так копаешься, что я опоздаю. Ты, видно, хочешь, чтобы я опоздал?.. Ну, живей!.. Франк так спешит, будто от него зависит успех сегодняшнего дня. Готово? Дай что-нибудь поесть. Яйца есть в доме?
— Нету, Пишта, нету.
— Опять нет?.. Черт бы тебя побрал! Я иду на демонстрацию, и мне даже яичницы не могут дать. Какой-то кофейной бурдой накачивают. Перед кофе ликер пить? Хорошо же начинается этот денек!
Он с возмущением сел и выпил рюмку сливянки. Потом заглянул в «Непсаву».
— Ну, я знаю, что в ней… Воззвание… Пошли дальше… Это ерунда… Ерунда и это… Ты, Шаролта! Слышишь?.. Вот этого я уже не думал… Налей мне еще рюмку. Садись! Чего встала? Помнишь того растратчика?.. Кечея? Растратил в Коммерческом банке двадцать пять тысяч форинтов. Всего два года получил за это — вот тебе и суд и приговор! Ну, дружочек, стоит растрачивать! Ни гроша не нашли у него. Наверное, зарыл в землю. Выйдет из тюрьмы и заживет на славу… двадцать пять тысяч форинтов!.. Никак я этого не ожидал.