— Да… да… Пожалуйста… Мы не виноваты… Да… Он швырнул трубку.
— Я же говорил! — задыхался он. — Демонстранты погубили союзы… Кошмар!
Новый звонок.
— Ваше превосходительство, партийное руководство сейчас именно по этому делу… Я прошу вашего любезного терпения… Еще сегодня же…
После нескольких часов заседания при свече — бастовали и рабочие городского хозяйства — Шниттер отослал в типографию следующее воззвание:
«Рабочие! Товарищи!
Подкупленные депутаты посадили на председательский пост сторонника насилия, врага всеобщего избирательного права и палача парламентской свободы.
Полиция хотела отнять у рабочих право на улицу, зажать им рот. Она хотела, чтобы вы не протестовали против насилия, чтобы вы не бросили на защиту всеобщего избирательного права громадную силу организованных рабочих.
В ответ на все эти злодейства трудящиеся поднялись. Вы положили инструменты, не страшась полиции и воинских частей, завоевали право демонстрировать и показали, что вы можете идти к парламенту, когда захотите. Вы с героической силой, достойной удивления, показали историческую значимость этой силы, вы доказали, что в народе таится такая страшная мощь, что совместные силы полиции и армии оказались слабы перед этой мощью. Вы продемонстрировали, что народ тоже может ответить насилием врагам избирательного права.
Только под прикрытием штыков спаслись депутаты от того народного суда, который мог бы смести врагов народа. В четверг на улицах Будапешта подняла голову грозная и победоносная революция, и враги народа — господский парламент — могли совещаться только за изгородью штыков.
По улицам Будапешта текла кровь ради завоевания прав. Кровь рабочих, борющихся за свободу, окрасила улицы Будапешта в красный цвет.
Теперь уже все знают, что если отнять всеобщее избирательное право, то это сделает революцию постоянной.
Красный четверг показал, что, лишая народ его прав, в нашей стране можно править, только проливая кровь, только объявив военное положение.
Но красный четверг показал и то, что парламентский произвол спешит убраться обратно в свою грязную нору, подчиняясь революционному насилию пробудившейся улицы.
Иштван Тиса, заняв министерское кресло, заявил, что задушит обструкцию и проведет реформу военного бюджета. В четверг — в первый день председательствования Иштвана Тисы — в парламенте обструкция продолжалась без помех, о военном бюджете не было сказано ни слова: произвол парламента отступил перед силой улицы.
Рабочий класс отбил нападение парламентской гвардии Тисы. Рабочий класс отбил объединенное нападение полиции и армии на улицах Будапешта.
И дело всеобщего избирательного права было продвинуто не на заседаниях парламента. Те, которые до сих пор были врагами демократических прав, под влиянием пробуждения рабочего класса заявили, что без демократического избирательного права выхода нет.
Большими и тяжелыми жертвами достигли мы этих успехов. Сотни раненых и убитых показывают лицо этой страшной власти, которая защищает от рабочих крепость привилегированных. Рабочие, вы сопротивлялись с огромной силой. В такой неожиданный и опасный момент вы вели себя достойно революционеров и сознательных пролетариев. Вы — герои, благородные, самоотверженные пролетарии!
После этого дня вы гордо можете выступить перед страной, перед социал-демократами всего мира. Вы честно и героически выполнили ваш пролетарский долг.
Своим прекрасным революционным выступлением рабочие Будапешта сделали пока все, что требуют от них пролетарская честь и великое дело демократии. Поэтому мы обращаемся к вам теперь с такими словами: после великого и победоносного четверга давайте закончим этот этап нашей борьбы так же дисциплинированно и дружно, как и начали, и в пятницу утром выйдем все на работу.
Рабочие, мы приветствуем вас от имени международного пролетариата, от имени социализма, который освободит мир, от имени венгерской демократии и благодарим вас за то, что в этот трудный день вы были настоящими революционерами и выполнили свой долг социал-демократов.
С братским приветом
На город навалилась грузная, тяжелая ночь. Раненные на демонстрации не смели идти в больницы на перевязку — они боялись, что их передадут в руки полиции, и лежали дома, сами себе перевязывали раны или же, если температура сильно подымалась, звали частного врача.