В субботу Антал Франк приплелся к районной страховой кассе, чтобы там ему перевязали раненую руку и, если можно, выписали бюллетень. В вестибюле страховой кассы сотнями стояли раненые люди и ждали начала приема. Они обсуждали события.
Несмотря на то, что партия объявила всеобщую забастовку только в Будапеште, рабочие поднялись и в провинциальных городах, и уже в четверг забастовали Колошвар и Печ, а в пятницу в Араде, Брашо, Дебрецене, Эгере, Дёре, Кёчкеметё, Колошваре, Надькикинде, Надьвараде, Мако, Сатмаре, Сегеде, Темешваре, Кошице, Мишкольце, Пожоне, Марошвашархейе, Солноке происходили восстания и демонстрации.
— Вся страна поднялась, — проговорил бледный от потери крови Антал Франк.
— Поднялась. И когда они поднялись, мы уже кончили, — сказал кто-то.
— Кончили.
— Когда же начнется прием?
В вестибюль вошли два члена партийного руководства. Увидев толпу, они отпрянули.
— Товарищи, что вам здесь нужно?
— Мы были ранены вчера и третьего дня, просим врачебной помощи.
Один из них вскочил на скамейку.
— Немедленно убирайтесь домой! Немедленно! Никаких пособий вы не получите! Вы хотите, чтобы из страховой кассы выбросили рабочих представителей? Немедленно домой!
Толпа покорно смотрела на красного от злости человека. Послышались слабые протесты.
— Нам полагается. Это наша страховая касса. Кто же нам поможет?
— Ни слова! — ревел он. — Мы не дадим разрушать страховую кассу! Не слушайте провокаторов…
Толпа разошлась.
Антал Франк погладил свою раненую руку и медленно пошел домой.
ШЕСТАЯ ГЛАВА,
в которой Мартон в первый раз идет в театр — с черного хода. Для чего нужна зубная щетка? Мартон становится мужчиной
Приближался конец учебного года. Фруктовые деревья Будайских гор уже отцвели, и теперь набухали черешни, яблоки, груши, персики. Еще цвели акации Кишпешта: на закате поднималось тяжелое облако аромата, и аромат доходил до окраин, где смешивался с запахом пыли, керосина и копоти. На площадях с раннего утра до темноты, когда всходят блестящие летние звезды, играли дети. И ребятишки, уставшие за день, смотрели на звезды мечтательными глазами.
Мартон со своим лучшим другом пошел в Кишпешт, потому что там жила одна девочка, которую знал его друг. По дороге Мартон рассказывал о Манци. Хотя воспоминания о ней иногда уже заслонялись его новой любовью — темноволосой Лили, все-таки в этот день в конце мая, когда воздух был ароматный и теплый, как только что вынутый из печи пшеничный хлеб, золотистые волосы просвечивали сквозь темные пряди…
— Жаль, что ты никогда не видел Манци, — сказал Мартон своему другу, — тогда ты, по крайней мере, знал бы, какая она красивая.
— Жаль! — ответил его друг, и они пошли дальше, в Кишпешт; там живет любимая девочка, и он покажет ее через забор.
Девочку они не увидели, только напрасно долго простояли около забора. Тогда они легли на берегу у ручья и запели:
Билось ли сердце земли или их сердца?
…Когда Мартон еще работал у бакалейщика, дядя Иллеш за полтора форинта купил ему маленький синий халатик. Мальчик надел его и решил, что халат ему замечательно идет. После обеда — тогда был такой же сверкающий май — Мартон стал в дверях лавки. И вот по улице прошла Белла. Мартон радостно улыбнулся ей, и они начали разговаривать. Что делает Манци? Вспоминает ли о нем? И Мартон хотел, чтобы Манци когда-нибудь увидела его в этом синем халате.
— Знаешь, — сказал он своему лучшему другу, — сейчас я люблю Лили, но Манци все равно никогда не забуду.
— Ну конечно, — ответил самый лучший друг.
Потом они направились домой.
Школа готовилась к выпускному экзамену. Директор, г-н Кепеш, устроил благотворительный вечер, сбор с которого должен был пойти на организацию летнего отдыха нескольких детей. Поэтому в гимнастическом зале были выстроены подмостки и каждый день шли репетиции.
После урока естественной истории учитель Гендеч подозвал к себе Мартона:
— Фицек, пойди, сынок, к девочкам и разыщи там четвертый класс «А». Ты войдешь в класс и скажешь тете учительнице, что я послал тебя. А остальное сам увидишь.
Мартон побежал в женскую школу. Мужская школа была в одном здании с женской, только в той части здания, которая выходила на улицу Эрдей, учились мальчики, а в другой половине, с выходом на улицу Хомок, — девочки. В том же здании помещалось и городское училище. Обычно мальчикам нельзя было входить в женскую школу, а теперь Мартон бежал по ее коридору. В конце коридора он разыскал класс. Над дверью класса стояла большая римская цифра IV, а рядом с ней буква «А». Нашел!