— Послушай, сын мой, — обратился к нему Фицек, — давай поговорим с тобой разумно. Я хочу, чтобы ты стал барином. А подмастерье-литограф — это всего-навсего подмастерье, и только. Рабочий! Верно?.. Ну, не перечь, сынок! Ведь у них даже профессиональный союз есть, как у кельнеров или у сапожных подмастерьев. Этим я уже все сказал. А вчера я говорил с Трепше и Рапсом. И что сказал Трепше? «Господин Фицек, ваш сын хорошо рисует, запишите его в высшую чертежную школу на улице Текели». А что сказал Рапс? «Трепше прав. Если ваш сын окончит эту школу, он станет дипломированным инженером». Ну, и что сказал я? «Что же нужно для этого?» — «Всего-навсего, — ответил и Трепше и Рапс, — четыре класса городского училища и год практики на постройке». Четыре класса у тебя есть, теперь не хватает только постройки. Не жалей себя, сын мой. Найди какую-нибудь постройку, год будешь работать — и станешь барином.
…Мартон все лето учился немецкому языку, немного математике, потом осенью сдал экзамен и поступил в третий класс городского училища на улице Хомок, там же, где на втором этаже было и женское училище.
Пишту отдали прямо в первый класс городского училища, а Банди перешел в третий класс начальной школы. Бела по утрам уходил в детский сад.
Йошка, хотя ему было полтора года от роду и его кормили пробной мукой «Нестле», все еще не мог поднять головы с подушки и не вылезал из пеленок. Его кормили питательной мукой, которую швейцарская фабрика «Нестле» по две коробки бесплатно посылала интересующимся на пробу. Г-н Фицек заявил, что, по его мнению, пробная мука, наверное, гораздо лучше и питательнее, чем та, которую можно купить за деньги. Ведь если бы пробные коробки были нехороши, то никто не покупал бы те, которые стоят денег. И поэтому раз в неделю он гнал своих сыновей в разные аптеки города.
— Попроси коробку даровой пробной муки, — говорил г-н Фицек.
И когда ребята приносили домой шесть коробочек, г-н Фицек подходил к Йошке, у которого весь лоб был в морщинах.
— Видишь, сын мой, отец твой делает все для того, чтобы ты стал здоров, — и, вздыхая, обращался к жене: — Ну, мать, мы, видимо, выдохлись… Такой уродец!..
Однако Йошка, несмотря на замечательную пробную муку, не развивался и решил быть вечно юным, вернее, вечным младенцем.
…Новак работал на заводе сельскохозяйственных орудий. Иногда ему удавалось убедить Антала Франка в том, что против размышлений самое верное средство — стакан вина. У Новака было много мыслей, против которых надо было обороняться, и он выпивал много стаканов вина.
Антал Франк отсидел три месяца в тюрьме за клевету на господина Фенё и за тяжелые телесные повреждения, нанесенные Эрне. Теперь Франк был в поисках работы.
Правда, была у Новака и небольшая группа, так человек двадцать пять, — они готовы были идти за ним в огонь и воду, но пока только спорили в профсоюзах. Скандалы бывали не раз, и лидеры профсоюзов не раз грозились исключить Новака и его товарищей, но тогда подымался такой крик, гвалт и ругань, что профсоюзные руководители предпочитали трубить отбой.
Доминич оставил должность старшего дворника. Он поселился в квартире из двух комнат и, кроме должности второго секретаря, занимал еще должность ревизора в страховой кассе. Шаролта покрасила волосы в соломенный цвет, купила огромного рыжего сеттера и, пока муж был занят по работе, возилась с собакой.
Шимон отсидел четыре недели за попытку к бунту. В это время его ребенок заболел дифтеритом и перекочевал на кладбище. Шимон получил однодневный отпуск на похороны.
Шниттер писал в «Непсаву» одну статью за другой и решил все-таки жениться до того, как станет министром.
Младший Лайош Рошта лежал на кладбище недалеко от Японца и Лайчи Фицека. Лайоша Рошту похоронили пышно, на панихиде присутствовало несколько тысяч рабочих. Пришла полиция. Может быть, среди них был и тот полицейский, из-за которого Лайошу Роште-младшему в пятнадцатилетнем возрасте пришлось проститься с жизнью.
Лайош Рошта-старший продолжал копить деньги, чтобы уехать за границу. Он копал землю в Пеште и ел сало с хлебом.
Дядя Милан уехал в Сербию, чтобы раздобыть море для сербских свиней.
Иштван Тиса выгнал всех оппозиционных депутатов из парламента и провел предложение о реорганизации армии.
Так жили герои романа в 1912 году, в ту пору, когда началась Балканская война.
Господин Фицек и его жена были одни в квартире.
— Ну, Берта, что бы ты ни говорила, — обратился г-н Фицек к жене, принимая ножную ванну, — а все-таки какая-нибудь война не помешала бы. Людей много, поедом едят друг друга. От этого вся беда. Небольшая война или холерка — вот это помогло бы.