И только показывалась в коридоре во время десятиминутного перерыва его пузатая фигура со стеклянной трубкой в зубах, как вся суетливая толпа детей испуганно замолкала.
— К стене! — орали лаборанты.
Ребята прижимались к стене, чтобы не выдохнуть на г-на учителя какую-нибудь бактерию и не коснуться его.
На уроках Флориша Мартон всегда терпел адские муки. Тем веселее было детям на уроке пения, у г-на Винце. Учитель пения был нервным человеком, и, если кто-нибудь из ребят злил его, он кусал ногти и как-то странно смеялся.
— Сыночек мой, сыночек мой, сыночек мой… Пойди сюда, сыночек мой… хе-хе-хе… пойди сюда…
Потом странная улыбка вдруг исчезала с его лица, и он лягал «сыночка» ногой. Класс особенно веселился, когда «сыночек», несмотря на то, что его лягнули, возвращался на место в отличном настроении.
Они учили песни на два голоса — о его величестве, о родине. Однако на последней парте, там, где сидели старшие ученики, пели совсем другой текст, и, когда тенор начинал:
задние парты гаркали:
Господин Винце вскидывался:
— Кто это, сыночек мой… сыночек мой… сыночек мой… Кто это? Хе-хе-хе!..
Никто не отвечал. Учитель пения смеялся, к лицу его приливала кровь, и он кусал уже не только ногти, но и пальцы.
— Хе-хе… сыночек мой… кто это был, сыночек мой? Хе-хе… Повтори!
Он ударял по инструменту; скрежеща зубами, нажимал на клавиши. И когда снова звучал тенор, последняя парта опять гаркала:
Господин Винце вскакивал и швырял в задние ряды стулом. Мартон прятался, залезал под парту и там смеялся.
Однажды — урок пения был после обеда — кто-то вымазал ручку двери подозрительным веществом. Класс собирался с трудом, мальчики опаздывали, урок уже начался, и слышалось:
Первый опоздавший мальчик открыл дверь: он остановился, стал разглядывать ладонь, потом поднес пальцы к носу и заговорил:
— Господин учитель, дверную ручку вымазали…
Винце укусил себя за руку.
— Сыночек мой, убирайся на место!.. Хе-хе! Убирайся!
Лицо его покраснело. На шее вздулись вены толщиной с бечевку. Он нажимал на педаль фисгармонии, аккорды гудели, а класс хохотал.
Дверь снова открылась, вошедший тоже понюхал свои пальцы. Бессвязные звуки сливались в неистовый поток, класс вопил и задыхался.
— Господин учитель!..
— На место! — орал Винце. — Хе-хе!..
Мартон некоторое время смеялся вместе с остальными. У него даже живот заболел от смеха. Потом он взглянул в лицо Винце. Учитель то бледнел, то наливался кровью до самого лба, то смеялся, то скрежетал зубами. Фисгармонию он почти разбил. А ребята приходили один за другим, останавливались в дверях и нюхали руки.
Винце уже хрипел:
— На место!.. На место!.. Хе-хе…
Мартон решился. Он встал.
— Господин учитель, разрешите, я вытру.
Винце посмотрел на мальчика; он был бледен как стена. Неожиданно он вскочил и бросился прямо на Мартона. Схватив одной рукой пиджачок Мартона, он вытащил мальчика из парты и поднял его на воздух. Другой рукой он стал его душить.
— Ты… ты… ты… ты…
Мартон в ужасе отбивался. Он лягнул учителя в живот. Винце уронил мальчика, и Мартон бросился бежать. Винце погнался за ним, мальчик вскочил на парту и затем, напрягая последние силы, выскочил в дверь.
«Ну разве стоит, — думал он на улице, поглаживая подбитый глаз, — ну разве стоит делать что-нибудь хорошее? Я хотел вытереть, чтобы все кончилось… пожалел его… Дурак!»
На другой день дело дошло до директора. Винце ждал в кабинете, лицо его было усталым и морщинистым.
— Хе-хе… сыночек мой, прости меня! — сказал он и протянул Мартону руку.
Мартону стало так жаль несчастного человека, что он решил: «Больше никогда не буду сердить его, да и остальных отговорю от этого». Но ребята были озорники. Свою злость из-за Флориша они вымещали на Винце.
Мартон вошел в писчебумажный магазин Шамбургера.
— Пожалуйста, дайте мне толстую тетрадь.
Получив тетрадь, он отнес ее домой и запер в маленький сундучок. «Я все буду писать в ней, что важно, потом запру, чтобы никто не читал. Ночью ключ положу под подушку».
На следующее утро он уселся в углу, вынул тетрадь и погладил ее. «К двадцати годам я испишу уже много таких толстых тетрадей». Он выпятил губу и задумался. Потом положил тетрадь на колени и медленно, вычурными буквами написал: