Вывески сапожников, портных, лудильщиков. «Ференц Фицек, дипломированный сапожный мастер. Починяю срочно и дешево». «Эде Карпелес, английский господский портной. Латаю брюки». Случается художнику так наклонить ботинок на вывеске, что тот глядит на мир уродливой карикатурой. Но здесь это не вызывает затруднений, в таких случаях художник спокойно подписывает: «Большой выбор ортопедической обуви».
С шести до половины седьмого утра по улице к заводам спешат маленькие кастрюльки, чтобы вечером в семь часов, прицепившись к рукам рабочих, спешащих с завода, приплестись обратно. Обед из трех блюд вполне умещается в одной кастрюльке.
И на улице много-много детей.
Иногда кажется, что не только улица Мурани, но и весь район, весь знаменитый «Чикаго» собрал здесь своих ребят.
На нижнем конце улицы Мурани, там, где она встречается с улицей генерала Бема, гремят притоны, трактиры, публичные дома.
Грязные каменные и деревянные дома, смесь зданий, похожих на конюшни. Одно выскочило вперед, другое осторожно отступило назад. Гноящиеся глаза окон, завешенных бумагой, на мостовой полуголая золотушная армия детей. Днем проститутки переругиваются или дерутся с тощими остролицыми яссами[12]. Грязь не уместилась бы в десяти мусорных телегах, и двадцать ломовиков не вывезли бы всю массу бранных слов. На вопрос — живет ли здесь тот или другой? — дворник отвечает:
— Кривой?.. Горбатый?.. Желтобилетная?.. Который недавно из тюрьмы вышел?..
Поножовщина, ругань, протекающие уборные во дворах. Если поднимается малейший ветер, он выметает из-под ворот тряпки, окурки, куски окровавленной ваты.
Здесь кончается улица Мурани.
Фицеки жили значительно ближе к блестящей звезде Остроленки, чем к неустрашимому генералу Дамьяничу.
Иногда в январе, в крещенские дни, весна как будто распространяет рекламные листки:
— Почтеннейшие господа, конкуренция сломлена, я уже в пути, первосортная весна, товар прима, вне всякого сравнения и в любом количестве!
Светит солнце, и если б не было на свете проклятых календарей, показывающих январь, все думали бы, что уже апрель.
Светило такое же зимне-весеннее солнце, когда Ференц Фицек решил выступить на поле брани. При помощи доктора Фее, рекомендовавшего его в «Товарищество ремесленников имени Мора Йокаи», он получил ссуду в семьдесят пять форинтов. Согласно условиям должен был вернуть ее через три месяца, с рассрочкой по пяти форинтов в неделю, без процентов.
Шимон занял предназначенное ему место на нарах и, надев блестящий, новый, доходящий до горла зеленый фартук, принялся за первые набойки. Фицек напялил такой же новый фартук — разница была лишь в том, что г-н Фицек велел жене сшить для него круглую шапочку, а Шимону запретил носить такую же.
— Я, Шимон, не потому ношу эту шапку, что у меня голова мерзнет, — говорил г-н Фицек. — Но надо же мне чем-нибудь показать, что я мастер.
Господин Фицек две ночи ломал голову над тем, чем отличить себя от своего подмастерья, вернее, подмастерьев, потому что Шимон был только началом. Сначала Фицек подумывал о том, чтобы заказать себе фартук другого цвета, но эта комбинация его не успокоила. «Откуда заказчик может знать, что синий фартук означает мастера, а зеленый — подмастерья? Или, положим, если у подмастерьев будут синие, а у меня зеленый фартук, — что зеленый означает мастера, а синий находится в чине подмастерья?»
Таким образом, различие в цвете фартуков не приводило к должным результатам. Тогда он стал вспоминать, как же делают в больших универсальных магазинах, модных салонах. Там владелец гуляет взад и вперед без фартука или сидит в кассе… да… Так его сразу отличишь от подмастерьев. Но так еще будет нескоро. Пока он не может разгуливать: во-первых, потому, что негде, — под нарами самое большее можно сделать три шага. «Предположим, что я тоже не надену на себя фартук, только подмастерья будут в фартуках».
При этой мысли он положил руку под голову. Он лежал в постели и смотрел на лампадку. «Нет, невозможно. Пока я еще должен работать, а без фартука работать… это может меня сделать даже чином ниже подмастерья. Вроде того, что я подмастерье, но у меня даже фартука нет. И костюм за несколько дней будет в клейстере. Испортится. Нет, пока еще нельзя… Потом».
И он уже видел себя в огромной мастерской с двумя окнами на улицу. На огромных вывесках написано: «Фицек…», «Фицек…», «Фицек…», «Обувное…», «Обувное…», «Обувное предприятие». Он улыбнулся. Затем положил обе руки под голову. «Потом… но сейчас… как мне быть?»