Он взглянул на жену, лежавшую рядом с младшим Фицеком. Ребенок спал, обняв мать за шею. «Да, жена… — вздохнул он. — Счастливый человек! Понятия не имеет о том, сколько я страдаю, чего-чего мне не приходится выдумывать!»
Он попытался заснуть — не вышло. Лег на живот, повернулся на левый бок, на правый, на спину. Клал руки на одеяло, прятал под одеяло, подушку поднимал то выше, то ниже, вытягивал ноги, поджимал их под себя — ничего не помогало. «Только сейчас понял, — подумал он, — почему у офицера золотые звездочки».
Затем во сне он стоял в той огромной мастерской с окнами на улицу. На всех вывесках было написано: «Фицек…», «Фицек…», «Фицек…», «Обувное…», «Обувное…», «Обувное предприятие». Он стоял в этой мастерской, только она была теперь в несколько этажей, и он ездил с одного этажа на другой, от одного подмастерья к другому в коляске; кнут кучера и лошади украшены цветами, как на свадьбе или Первого мая. Как только он подъезжал к подмастерьям, они вскакивали на ноги, отдавали честь и целовали ему руку, потому что на нем был офицерский мундир, а на штанах красные генеральские лампасы, и только на груди вместо ордена висел маленький зеленый фартучек. В кассе сидела жена, перед ней толпились заказчики: «Милостивая государыня, умоляю вас, возьмите эти десять форинтов и, если можно, сделайте послезавтра пару фицековских ботинок, сорок второй номер… Не могу я носить других…» А дети, в форме и в шапочках с надписью «Фицек», стояли у двери. Отто перед дверью каждые пять минут кричал: «Обувь Фицека! Обувь Фицека!»
Вдруг он заметил, что Отто покинул свой пост и ушел катать шарики. Фицек распряг лошадь, вскочил на нее и помчался за негодяем, но Отто стоял уже у озера в городском саду напротив замка Вайда Хуняд и клал лошадиные яблоки в шапку с золотым сутажом и надписью «Фицек». Коричневые шары уже высоко горбились в тапке. Г-н Фицек соскочил с лошади, яростно выхватил саблю из ножен, взял ее в обе руки и размахнулся, чтобы убить сына.
— Ах ты негодяй, лошадиные яблоки кладешь в мою шапку! — раздался крик, и тотчас же послышался шум падения…
Господин Фицек упал с кровати.
— Что с тобой, Фери? — спросила жена. — Я же говорила тебе: не ешь на ночь столько вареников!
— Эх… — оглядывался г-н Фицек, сидя на полу. — Где я? — проворчал он и вскарабкался на кровать. — Откуда тебе, Берта, знать, сколько страдает такой человек, как я, ради семьи… — Фицек вздохнул, — ради того, чтобы оставить детям честное имя…
…Вторая ночь была не лучше. Он думал, что сделает шапку с надписью «Мастер». Но затем решил, что его будет отличать только шапка, подмастерья будут вовсе без шапок.
Этот вопрос еще не был решен, когда Фицек уже приступил к переговорам. В первую очередь он пошел к торговцу кожей Острайхеру.
— Господин Острайхер, — сказал он, — мне нужно поговорить с вами по очень важному делу.
— Пожалуйста, господин Фицек, я всецело в вашем распоряжении, — любезно ответил Острайхер. — Пожалуйте…
— Да, но это заняло бы довольно продолжительное время, я вам помешаю. Быть может, после закрытия магазина?
— Господин Фицек, о чем пойдет речь?
— Сделка. Серьезная сделка.
— О, пожалуйста, мы можем зайти в кабинет… Пожалуйста!
В маленьком кабинете торговца кожей, где стояли только стол, два стула и несгораемый шкаф, г-н Фицек очень осторожно и медленно рассказал, что его свояк пекарь Кевеши стал «тайным совладельцем» его обувной лавки. Они хотят расширить лавку… Насколько — этого он еще не имеет права сказать. Пока все дело в том, чтобы достать дешевую кожу. Он сразу подумал об Острайхере, но Кевеши настаивает, чтобы он собрал предложения в нескольких местах сразу.
— Господин Фицек, присядьте, пожалуйста, — усаживал его вместо ответа Острайхер. — Шаму! — крикнул он в дверь и снял с головы турецкий домашний колпак. — Шаму, принеси сигар, кофе и пирожных.
Фицек расстегнул пиджак, из-под него «нечаянно» выглянула купленная неделю тому назад фальшивая «золотая» цепочка.
— В чем дело, милый господин Фицек? Только начистоту, — вы знаете, что я всегда относился к вам доброжелательно. Ну, если иногда и бывали недоразумения насчет кредита… забудем об этом. Вы сами знаете: в наше время так много косматых сапожников…
Выражение «косматый сапожник» полоснуло Фицека по сердцу, но он спокойно и утвердительно кивнул головой.
— Вы знаете, господин Фицек, — продолжал Острайхер, — если бы всем так, без разбору, давать в кредит, то в один месяц можно прогореть — и булавки не останется. Но бросим это. Так в чем же дело?