– Приезжай ко мне. – Белосельцев с тревогой оглядел свой неприбранный кабинет.
– Давай-ка встретимся на нейтральном месте. Приезжай на смотровую площадку, на Воробьевы горы, к Университету. Оттуда далеко видно. Поговорим по душам. Жду тебя через час… – И снова курлыкающие голубиные звуки, серый, в перламутровых переливах зоб, огненно-рыжие бусинки глаз.
Он вывел из гаража свою черную, слегка осевшую «Волгу». Покатил к месту встречи, освобождая в душе пространство для предстоящего разговора, в котором должен был обозначиться план, чьим участником его избрали. Поставил автомобиль на влажный асфальт, перед розово-серым Университетом, который косо улетал в ветряную пустоту, одинокий и прекрасный, как замысел вождя, оставившего народу свой прощальный дар.
Еще издали, у балюстрады, среди прилавков и одиноких торговцев, Белосельцев увидел Гречишникова. Тот расхаживал, заглядывая на лотки с дурацкими матрешками, изображавшими Горбачева и Ельцина, перебирал сувенирные платки с двуглавыми орлами. За его головой, падая в туманную синеву, кудрявились склоны, блестела река с кораблем, круглилась арена Лужников. Москва, среди облаков и брызжущих лучей, сверкала, как огромная перламутровая раковина, с жемчужинами храмов, монастырей и дворцов, окутанная туманами, в легчайшей желтизне наступающей осени.
– Рад видеть, Виктор Андреевич. – Лицо Гречишникова было розовым. Свежий ветер вырвал из оранжевых глаз две слезинки, в которых крохотными перламутровыми завитками отражалась Москва. Он был одет просто, почти бедно, напоминая праздного, располагавшего временем пенсионера. Выпьем по кружке пива, там, где ветер нас не возьмет, – он кивнул на стекляшку, прилепившуюся на откосе, с надписью «Хайнекен». Сквозь прозрачную стену был виден затейливый фарфоровый кран, из которого служитель выдавливал густую струю пива. – Кое-что тебе поведаю там, где не достанет нас чуждое ухо. Они сидели в стеклянной пивной перед тяжелыми кружками. Осторожно погружали губы в белую, словно сбитые сливки, пену, добираясь до терпкой горечи. На тарелках, окутанные легким паром, розовели креветки, похожие на маленьких распаренных женщин, вышедших из душистой бани.
Москва сквозь стекло переливалась, пестрела, вспыхивала золотыми россыпями церквей, полосатыми дымными трубами, стальными кружевами мостов и башен. Храм Христа Спасителя казался огромной золотой дыней, созревшей посреди города под падающими голубыми дождями. Белосельцев, оглядывая Москву, любуясь ее женственной красотой, не забывал ни на минуту, что в городе царствует враг. Захватил Кремль, засел в министерствах и военных центрах. Невидимый червь проточил золотистое яблоко столицы, поместил свое тулово среди ее площадей и проспектов, уткнулся лбищем в Спасскую башню, окружил тугим хвостом окраины.
– Я говорил тебе, что все известные методы захвата Кремля и отстранения Истукана от власти недейственны… На выборах спятивший, разделенный на части народ, как стадо бычков, торопится к урнам под крики телевизионных пастухов, под ударами электронных бичей. С торжественным видом ставит в листах каракули, а компьютер хохочет над доверчивыми старушками, выбивая на табло заложенный в него результат… Военный переворот исключен при помраченном сознании офицеров, которые днем в Генштабе планируют победы в несуществующих войнах, а ночью идут на товарную станцию и разгружают картошку, чтобы заработать на хлеб. Этим офицерам, чтобы вернуть себе самоуважение, необходима маленькая победа на маленькой горной войне, а этого, как ты знаешь, в Чечне не случилось… Народное восстание невозможно, ибо наш народ предпочитает тихо вымирать под пение группы «На-На», нежели браться за цепы или вилы и идти палить усадьбы еврейских банкиров… Импичмент не может состояться, потому что к каждому народному депутату прикреплен тайный советник, который в нужный момент сует ему в карман конверт с зелеными визитками Джорджа Вашингтона… Остается единственное, – Гречишников сильно дунул на пену, раскрывая под губами черное зеркальце пива, которое тут же сомкнулось под пышными белыми хлопьями, – Истукан должен добровольно уйти из Кремля, передать власть другому, в которого бы верил, как в сына, полюбил, как себя самого… Необходим человек, – назовем его условно «Избранник», – кому, не страшась возмездия за смертный грех, Истукан вручит чемоданчик и ключик… Такой человек существует… Его продвижение во власть составляет содержание «Плана Суахили», который разработал покойный генерал Авдеев…
Белосельцев смотрел на Москву, которую им, заговорщикам, предстояло отнять у врага.