— К сожалению, таких денег со мной нет.
— В таком случае, господа, банк… — начал было банкомет.
— Прошу, банк!
Все повернулись ко мне. Итальянец, по-видимому, не узнав меня, спросил по-французски:
— Весь?
— Да, маркиз, с вашего позволения, я иду на весь банк. — И тут, делая вид, что только лишь сейчас увидел Анну Александровну, поклонился ей.
— Банк продолжается, — металлически ровным голосом проговорил крупье. — Мечу. — И, с треском вскрыв новую колоду карт, он вопросительно взглянул на перса, державшего банк.
Тот кивнул головой. Крупье проверил мои деньги, смешал их. В кучу с остальными и профессионально ловко сдал карты персу и мне.
Перс медленно, еле-еле вытягивая карты, заглянул в них и коротко воскликнул:
— Восьморка!
Зал замер. Крупье тихо, в ожидании дальнейшего, вопросительно смотрел на меня.
Перс опять, но на этот раз уже звонко и торжествующе, повторил:
— Восем… восморка!!
Я открыл свои карты.
— Девятка — кладя их на стол, спокойно сказал я.
Перс даже привскочил с места.
Итальянец отступил на шаг, растерянно улыбаясь. Завсегдатаи шумно поздравляли меня. Крупье сгреб лопаточкой кучу золотых. Здесь были и царские десятки, и американские «игли»[4], и английские гинеи, и турецкие лиры. Я рассовал по карманам деньги, небрежно комкая в кучу бумажные фунты, зеленые доллары и коричневые пезеты.
Банк был сорван. Игроки обсуждали только что закончившуюся битву. Совершенно потерявший самообладание перс, горячась, что-то говорил старшинам, тыча пальцем в мою сторону, но его никто не слушал.
Доллары контрразведки оказались счастливыми, и я с улыбкой глядел на все еще шумно негодовавшего перса. Но сегодня он не являлся «рябчиком» или «бараном», как окрестил их Татищев. Нет, сегодня был только случай, всего-навсего случайность, я просто решил, что должен же после пяти или шести удачных карт выпасть наконец банкомету «жир», то есть проигрышная карта. Это и случилось.
Я поспешил в фойе, чтобы встретить Анну Александровну и маркиза. Швейцар сказал:
— Они минут десять, как вышли из подъезда.
Было около одиннадцати часов. Зная нравы ночного Севастополя, я вернулся назад, поднялся по лестнице наверх и через черный ход вышел на противоположную сторону. Пройдя по плохо освещенной улице квартал, я сел в фаэтон и приехал домой.
У меня был свой ключ, но в передней меня встретила нарядно одетая хозяйка.
— А наследник престола? — вытягивая вперед голову, спросила она.
— Его высочество пожалует в полночь, — серьезно ответил я.
— Как интересно… Я еще институткой любила читать про таинственные приключения. Надеюсь, вы одобрите меня, я купила вина «абрау», паштет, скумбрию, сыр и сладкий пирог. Конечно, за ваш счет… Vous comprenez… надо ж нам принять как следует такую особу.
— Все очень кстати, тем более что я не ужинал, а наследник престола, в силу известных обстоятельств, всегда голоден… Да, хорошо бы еще чаю… А вот это вам, уважаемая Клеопатра Георгиевна, за труды и инициативу, — я протянул ей десятидолларовую бумажку.
— Ах, вы щедры, мой друг, как набоб! — пряча за корсаж деньги, умилилась вдова капитана — А чай будет с вареньем и сладким пирогом.
Сыщик пришел ровно в двенадцать. Он был сдержан, предупредителен и только недоумевающе косился на хозяйку, расточавшую в его сторону восторженные верноподданнические взгляды.
— Она что, нездорова? — поинтересовался он, когда вдова капитана, налив нам чаю, попрощалась.
Я постучал пальцем по лбу.
— Я так и думал.
Новостей у претендента на всероссийский престол было не много.
— Ротмистр наш, — прихлебывая чай, доложил он, — отправлен на фронт, но донос на вас и Татищева написал.
— Кому послал?
— Генералу Врангелю, в военный совет. Вот он, у меня, — и Литовцев вынул из кармана пакет.
— Почему у вас? — беря конверт, спросил я.
— Господин ротмистр, считая меня вашим кровным врагом, доверил его мне, чтобы я самолично сдал его завтра в приемной барона.
— Что еще?
— Капитан Голоскухин дрожит за свою шкуру. История с ротмистром напугала его… Приказал мне день и ночь следить за вами.
— И что же?
— А я неотступно следовал за вами, Евгений Александрович, и когда вы у иностранцев были, и когда шикарный банк у персюка сорвали, и когда выбежали, искали кого-то…
— Ловко! — восхитился я. — А потом?
— А вот потом потерял вас… Виноват, но каким-то чудом вы раньше меня очутились дома. А я здорово поволновался.