Грек грузно задвигался на затрещавшем кресле, вздохнул и, показав глазами на стены, спросил:
— Еще кто тут?
— Никого! Я и эта сумасшедшая хозяйка. Можете спокойно говорить. В чем дело?
Попандопуло вздохнул, тяжело поднялся с места, открыл дверь, заглянул в уборную и на кухню. Осмотр квартиры успокоил его. Потом он полез в карман и вынул маленький салатного цвета конвертик.
«Бильеду», — вспомнил я петербургские гостиные, когда молодые студенты, танцуя с институтками, умудрялись передавать записочки друг другу.
— От кого? — разглядывая конверт, спросил я грека.
— От интересной дамы… Па-па-па! — вытягивая губы, восхищенно зачмокал он.
— Не стройте из меня дурочку, Попандопуло, — прервал я. — Ну?
— Слушайте мне, вы ж не Гектор, а я не Парис, чтоб из-за женщины воевать. — Он широко осклабился и доверительно шепнул: — От той дамочки, которая в фаэтоне с вами ехала.
— Интересно! А как же вы ее нашли?
— Вы цитайте этот писмо, а я вам потом объясню. — Грек налил из графина воды и выпил.
«Я ваш друг, несмотря ни на что. Не ночуйте сегодня дома. Прошу, умоляю, сделайте это. Не ночуйте дома!»
Я озадаченно посмотрел на грека. По-видимому, «анархист» Попандопуло не знал содержания письма.
— Как оно попало к вам?
Мой тон удивил его.
— А что? Есть какая беда? — и улыбка самодовольства сползла с его лица. — Я же уценый, мене пять раз за ницто сажали: то валюта, то будто спекулянт… то продажа солдатских шинелей. А я их видал? Я их и не знаю, какие такие шинели…
— Где вы встретили эту даму? — перебил я.
— Так я ж говорю, я сего боюсь и в Бельбек со страху поехал… и англичанину про Слащева все со страху болтал… а как вы поехали обратно, я напужался. Бабу эту, что про убитого мужа говорила, городовые, ну, как теперь, стража, по морде… Я
и в кусты, а потом на дрогах в город. Куда Попандопуло идти? Некуда. Я еще: больше спужался — и к этой даме… Больше некуда… всех боюсь. И вас, и контрразведку, и солдат, и всех! Я к ней, а живет она…
— Знаю, знаю! Говорите дальше.
— …На Морской, четыре, квартира девятнадцать. Я это еще вчера узнал, я к ней… Позвонил, а она…
Слушая его, я еще раз стал перечитывать письмо и с краю увидал крохотную приписку: «Не задерживайтесь и часа… Сожгите письмо».
— …а она в дверях, увидала меня, даже рукой за сердце схватилась. «Бог вас прислал… Вы знаете, где живет господин Базилевский?» — «Знаю, только я к вам, барыня-сударыня, с просьбой». Она перебивает: «Сядьте!» И только написала вот это. «Отдайте, говорит, сейчас же, найдите его, где хотите, но найдите…» — «Да он, говорю, дома». — «Сейчас же к нему… и отдайте это…» — «А когда я к вам с просьбой…» — «Завтра, завтра… с утра, а сейчас к нему — и в собственные, понимаете, в собственные руки». Я, конечно, понимаю, человек вы молодой? красивый, богатый, клад по нынешним временам.
— Вот что, Попандопуло, — перебил его я, — немедленно же исчезайте отсюда… и всю ночь не показывайтесь на улицу. И не ночуйте дома. У вас есть где переночевать?
Грек приподнялся с кресла, потом грузно осел в нем и тонким, жалобным голосом закричал:
— Ой-ёй-ёй! Опять прятаться, опять аресты! Вы шутите, господин Базилевский!?
— Не шучу. Я сам сейчас исчезаю отсюда. Через полчаса здесь будет контрразведка… И понимаете, и меня и вас за речи о Кутепове и Слащеве… — я провел пальцем по горлу.
С легкостью, непостижимой для такого толстяка, Попандопуло вскочил и ринулся к двери. Я поймал его за руку.
— Немедленно же исчезайте из города. И помните: я вам ничего не говорил, а эта женщина ничего мне не писала. — И я на его глазах сжег полученную записку.
Помертвевший от страха Попандопуло покорно кивнул головой и хрипло прошептал:
— Хорошо… Только заговор никакой я не знаю… — И исчез за дверью.
Я не спеша уложил костюмы и белье в два чемодана и вынес их из комнаты в чулан, прикрыв тряпками, грязным бельем и еще чем-то, что валялось в кладовой.
Вдова вряд ли будет сегодня копаться в ней, а те, от кого предостерегает меня Анна Александровна, не найдя меня и моих вещей, бросятся искать по городу. И, конечно, в первую очередь на вокзал и в порт…
Я быстро собрал все деньги, ценности, документы, паспорта, письма и вышел на улицу.
Перейдя ее, вошел в тень небольшого сквера с густо разросшимися акациями и каштаном. Было темно, эта сторона сквера не освещалась, и я, сидя в чаще кустов, из темноты отлично видел мой дом, его подъезды, освещенные окна этажей, пролетки и людей, то и дело мелькавших на улице. Это место было давно найдено и облюбовано мною. Богатая неожиданностями и приключениями жизнь научила меня ценить такие удобные наблюдательные пункты и заранее подготавливать их.