Она внимательно слушала меня.
— Вокруг много, сотни, может быть тысячи людей, а ты одинок… Один среди людей…
Она понимающе кивнула головой.
— Я еще не знаю, на что я вам нужен, но располагайте мною. До самой смерти я с вами и с теми, кто только что ушел отсюда. Самое для меня дорогое — что вы поверили мне.
Я низко поклонился и поцеловал ее руку.
— Но все же не могу понять, Анна Александровна, какую ценность представляю я для вас и ваших друзей в Стамбуле.
Она ответила не сразу, занятая укладкой платьев в чемодан.
— Не берите ничего лишнего, Евгений Александрович, только необходимое, — посоветовала она! — Что же касается вас, возможно, узнаете в Стамбуле.
— Значит, возможно и нет? — удивился я.
— Не спрашивайте ни о чем. А что это такое? — спросила она, видя, как я в раздумье открыл ларец, в котором были «рак», ручная дрель и флакон с нитроглицерином.
— Набор для вскрытия сейфов, — и я внимательно посмотрел на нее.
— И вы хотите его оставить здесь?
— Конечно, — откладывая воровской инструмент в сторону, горячо сказал я, — Нет, ни в коем случае! Берите его с собой. Он сделает вас верным другом хороших людей.
— Чудеса в решете… — засмеялся я, — Хотя мне, скажу правду, тяжело было расставаться с этим чудо-произведением Леблана, купленным мною в Брюсселе.
— Кто этот Леблан?
Знаменитый мастер. Леблан из специальной стали по только ему известному рецепту и чертежам сделал восемнадцать вот таких чудес, — и я протянул ей «рак» тонкой работы, с накладной легированной сталью на острие.
— Воровской Амати, — улыбнулась она.
— Именно. А сделал он их только восемнадцать потому, что его убили…
— Кто? — возвращая мне инструмент, спросила Анна Александровна.
— Конкурировавшая с ним другая фирма — «Фрежессон». Сейчас такой инструмент редок и стоит по крайней мере тридцать пять — сорок фунтов, — с гордостью сказал я.
— Когда вы совершите первый в вашей жизни честный, — она подчеркнула, — честный взлом, мы бросим это «чудо» в Босфор. Идет? — и она протянула мне руку.
— Даю слово! — воскликнул я.
— У нас мало времени, — взглядывая на часы, сказала Лина Александровна. — Вы готовы? Второй чемодан ни к чему. Оставьте его здесь, рядом с моим, они не пропадут.
Я быстро переложил самое необходимое в чемодан, другой же придвинул к стене, рядом с большим, крутобоким кофром хозяйки.
Все было готово. Анна Александровна подошла ко мне и, глядя прямо в глаза, тихо и отчетливо произнесла:
— Евгений Александрович, есть еще время, и если вы в чем-то не уверены, откажитесь сейчас… Ни я и вообще никто в мире не будет на вас в обиде.
Я молчал. Анна Александровна выждала минуту.
— Так как же?
— Так же, как и вы. Пойдем и не будем больше говорить об этом.
Что делалось на улицах города — описывать не буду, все это уже давным-давно сказано в сотнях мемуаров. Кто только не писал об этом гомерическом крахе и бегстве белых?! Добавлю только, что паника, которую я видел днем, когда пробирался к Анне Александровне, удесятерилась. Ко всему этому прибавились нескончаемые гудки пароходов, вой сирен, рев моторов и гул кружившихся над портом гидросамолетов.
— «И кончился пир их бедой…» — пробормотал я.
Анна Александровна сурово глянула на меня.
— Барон, нам надо спешить, иначе мы опоздаем к посадке. Иностранной колонии строго отведен точный час.
Пробираясь между грудами вещей, связанных узлов и тюков, мимо плачущих детей, дико и отчужденно молчащих стариков, обезумевших юнкеров и гимназистов, мы наконец подошли к пристани. Здесь стояли четыре цепи вооруженных, еще сохранявших воинский вид людей. Первая, с которой нам пришлось встретиться, состояла из марковцев.
— Куда идете? Кто такие? Пропуск? — напирая грудью на нас, закричал худой, с небритыми щеками офицер.
— Je vous prie, monsieur colonel, de nous laisser passez au bateau. Voisi nos permis. Je suis le baron Dumitrescou, voici ma epouse, la baronesse. Voila nos documents[7].
Офицер переступил с ноги на ногу. По-видимому, он не понял ничего, кроме слов «лессе пассе» и «барон». Он еще раз оглядел нас, осмотрел со всех сторон пропуск, подписи, печати, штамп и, махнув рукой, сказал:
— Идите… Дальше разберут. — И еще громче заорал на кого-то: — Куда прешь? Осади назад, босявка…
Мы прошли первую цепь марковцев.
— Иностранцы в первую очередь, подлецы, драпают… Ишь рожи какие наели! И чемоданы и своих шлюх забирают… — слышались возгласы.
— Господа, вы офицеры и ведите себя прилично, — оборвал их командир роты. — Приказ главнокомандующего: «В первую очередь дипломатические агенты, иностранцы и делегации дружественных нам стран Европы. А эти господа как раз из этой делегации. — И, обращаясь к нам, вежливо сказал по-французски: — Je vous prie[8].
7
— Прошу пропустить нас на пароход, господин полковник. Вот наши пропуска. Я барон Думитреску, это моя супруга, баронесса. Вот наши документы (франц.).