— Убили… Высокий такой! Капитан, кажется… Он вниз побежал… Во дворе, во дворе ищите! — вразнобой слышались голоса.
Я подошел к кучке военных, поднимавших с полу какого-то полковника.
— Этот негодяй намеревался убить Кутепова… и Артифекcова, — возбужденно сказал один из военных. — Но в суматохе попал в этого ни в чем не повинного старого офицера.
Мне уже нечего было здесь делать, и я поспешил на Грай рю де Пера.
Я нащупал пакет, лежавший в моем кармане, и, подозвав арабаджи[10], поехал на условленное место.
В фойе кинотеатра я сразу же увидел Анну Александровну.
— Все хорошо? — спросила она.
— Да. Пакет у меня в кармане. Мне помог неожиданный случай. — И я рассказал ей о драматической истории, происшедшей в посольстве.
— Женя, пойдемте сейчас в Галату, где нужно кое-что купить, — неожиданно предложила она.
— Пожалуйста, — Сказал я, отлично понимая, что ей сейчас не до покупок.
В Галате к нам подошел отлично одетый человек в желтых очках.
— Познакомьтесь! Это мой муж, барон Думитреску, а это господин Джанелли, — по-французски сказала Анна Александровна.
Одного взгляда было достаточно, чтобы узнать в господине Джанелли того самого артиллерийского офицера, с которым я познакомился на квартире Анны Александровны в Крыму.
Мы погуляли по набережной, зашли в синема «Оттоман», посмотрели веселую и глупую комедию с Монти Бенксом. Во время сеанса я передал «господину Джанелли» зеленый сверток. Он крепко пожал мне в темноте руку. Когда сеанс окончился, его уже не было с нами, Анна Александровна взяла меня под руку, и мы вышли из синема.
— Поедем домой, — сказала Анна Александровна. — Я не брала своего чемодана. Зачем это делать… Я уничтожила два-три письма, записку — и только. Ведь если бы вы, не дай бог, попались, я просто не вернулась бы домой.
Я кивнул головой, и мы тихо пошли по берегу. Десятки лодочников — каюкчи — бросились нам навстречу. Их лодки, желтые, малиновые, красные, разноцветные, с флажками на носу, мерно покачивались на воде. Лодочники обступили нас, шумно зазывая каждый в свою лодку, по-гречески, турецки, на ломаном французском языке расхваливая свой «корабль».
— Покатаемся, Женя, — предложила Анна Александровна.
Черноглазый турок в выцветшей феске сильными взмахами весел вывел свою лодку далеко от берега. Стамбул пылал в переливах радужных огней, в сверкании мечетей и дворцов. Шумы города стихали с каждым ударом весел. Зеленая вода плескалась за бортом. От воды пахло водорослями. Катера, баркасы, каюки, моторки, шаланды, пароходы, яхты — все это двигалось, качалось, плыло по Босфору.
Анна Александровна молча сидела возле меня.
Я достал из кармана «рак», три отмычки с движущимися бородками, маленькую ручную дрель с нитроглицериновой прокладкой. Турок-лодочник сидел спиной к нам, усердно греб, что-то напевая себе под нос.
Анна Александровна смотрела на меня. Я опустил за борт все мои инструменты. Последним пошел на дно знаменитый «рак», сделанный в Брюсселе покойным Лебланом… Потом я посмотрел на нее и улыбнулся.
Мы молча дошли до отеля. По этому молчанию, по задумчивому лицу Анны, по взглядам, которые она искоса бросала на меня, я понимал, что она все время думает обо мне. У самого подъезда она взяла меня под руку:
— Пройдем чуточку дальше… Посидим в сквере.
Мы сели на одинокую скамейку в боковой пустынной аллее.
— Женя, что вы думаете делать дальше? — спросила она.
— Все, что надо вам, Анна.
— Что надо нам, вы сделали, и за это огромное спасибо. Вы даже и не подозреваете, какое это большое дело… — она остановилась, — для родины, для народа и…
— И для вас, Анна. Не будь вас, я…
— Зачем вы так, Женя!..
Она крепко, по-дружески пожала мне руку.
— Я завтра уезжаю, — вдруг сказала она.
Я отодвинулся от нее.
— А… я?
— Решайте сами, Женя… Вы знаете, куда я еду?
— Знаю. В Россию. В Советскую Россию.
— Как я счастлива, что наконец еду на родину! Ведь я почти два года не видела ни мужа, ни дочки!
— Какой дочки?
— Моей, — ответила Анна.
По-видимому, лицо мое было настолько растерянным и глупым, что она тихо, с сожалением сказала:
— Это моя вина, Женя, что я не говорила вам об этом раньше… Не было необходимости. А теперь…