— Извините, батюшка, — пролепетал купец.
— «Ба-тю-шка»! — не веря своим ушам и приседая от негодования, завопил Греков. — Это ты меня, суконное рыло, батюшкой зовешь? Ах ты чертово семя, да что я тебе, поп или архиерей долгогривый?.. Я моему государю, — гордо выпячивая грудь и поднимая палец, произнес Греков, — пол-ков-ник, а тебе, сукину сыну, ваше высокоблагородие. А ну, марш отсюда, барбос собачий! — свирепея от собственного крика, заорал он.
Купец рванулся к выходу.
— Киселя ему, киселя под зад! — вспомнив беседу с Гревсом, крикнул Греков, но купец, подхватив полы поддевки, уже несся по лестнице вниз. — Он бы меня еще «вашим степенством» обозвал, — успокаиваясь, сказал градоначальник, оглядывая замерших в испуге людей. — Распустился народ, ни чина, ни звания не соблюдает. — И уже совсем подобрев, милостиво добавил: — Дайте отдышаться… сейчас начну!..
Посетители были все какие-то надоедливые люди, лезли с разными пустяками, и градоначальник снова стал раздражаться, Неотвязная мысль о потерянных деньгах сидела в голове.
— Ну, живей, живей, что рассусоливаешь — сердито сказал он старику подхорунжему, пришедшему с просьбой о продаже дома. — Разрешаю. Скажи там, в канцелярии, чтобы написали бумагу.
В кабинет заглянул адъютант.
— Господин полковник, начальница заведения пришла…
Греков, занятый разговором с подхорунжим, услышал только половину фразы. Он сразу повеселел. Вот тот источник, откуда можно хоть несколько пополнить свой убыток.
— Зови ее! — сказал он.
Подхорунжий и адъютант вышли. В кабинет вплыла томная дама лет под пятьдесят, в строгом черном платье, с кружевной наколкой на голове.
«Из жидовок», — определил градоначальник, глядя на породистое лицо женщины.
— Здравствуйте, полковник — сказала дама, садясь в кресло, и протянула руку онемевшему от такого нахальства Грекову. — Я пришла по поводу моих девочек…
Видя, что Греков исподлобья мрачно глядит на нее, дама пожала плечами и отвела назад руку.
«Действительно монстр, чудак какой-то!» — подумала она.
— Я — Оболенская! — сказала дама.
— А я думаю — Ицкович! — ухмыльнулся Греков.
Снова наступило длительное молчание. Оба выжидательно и молча смотрели друг на друга. Оболенская удивленно повела глазами. «Вероятно, он плохо слышит», — предположила она, и, чувствуя себя несколько неловко, княгиня уже громче повторила:
— Я к вам, полковник, по поводу моих девочек.
— «Девочек»… — потирая сухие пальцы, как эхо повторил Греков.
— Да… Как вы, конечно, знаете, им решительно невозможно выходить одним из заведения… Всякое хулиганье, апаши пристают к ним.
— «Апаши пристают»? — набирая для разбега силы и еле сдерживаясь, тоненьким голосом повторил Греков.
— Ужас! Поэтому я прошу вас нарядить отряд полиции, что бы он провожал барышень, когда они пойдут в город…
Греков, выпучив глаза, смотрел на посетительницу. Подобное нахальство ошеломило его, но Оболенская, ничего не замечая, продолжала:
— …и, конечно, обратно в заведение…
— Провожать с полицией твоих…!! — вскочив со стула, выкрикнул непристойное слово Греков. — А этого не хочешь? — и он завертел перед носом оторопевшей княгини два больших шиша. — Ах ты стерва, потаскуха, сук-кина дочь! Я тебе покажу проводы с полицией…
— Что? Что?.. Да как вы смеете, сударь!
— Ск-ка-ж-жите, какая невинность! — перегибаясь через стол, зашипел Греков. — Охрану ей дай для ее девок! Да от твоих шлюх мне самому горожан оберегать надо!
— Негодяй! Нахал! Я к атаману поеду жаловаться!..
— Ох, напугала! Сейчас умру от страху! «К атаману поеду»! — передразнил Греков. — Я тебе сейчас прикажу плетюганов всыпать, старая сводня. Чего глазами хлопаешь! — заревел он на терявшую сознание Оболенскую. — У тебя в вертепе порядочных людей по мордасам хлещут… Часовой! А ну, дай этой ведьме под зад коленкой!
В кабинет вбежал адъютант. Он бросился к махавшему руками Грекову и что-то быстро зашептал.
— Чего, чего? Ты что это городишь? Какая там княгиня? Это же мамаша из публичного дома, за своих девок просит… Мы же ее сами вызвали.
— Никак нет, та сидит в приемной, а эта княгиня Оболенская… от Софьи Африкановны приехала…
— Ничего не понимаю!! Да ты же сказал «хозяйка заведения»!
— Я сказал — начальница учебного заведения…
Пораженный Греков обтер лицо платком и вдруг стал махать им на побелевшее лицо княгини.
— Не угодно водички? Прошу прощения, малость ошибся, — забормотал он, выливая полграфина на Оболенскую.