— Неправда, мои деньги настоящие!
— Нет, правда, голубчик, липовые, абсолютно фальшивые, с острова Крита, только выделки довольно чистой, — ну, да для таких болванов, как вы, дорогой барон, они сойдут за настоящие. Хе-хе-хекс! Вот, видите под Вашингтоном коричневую линию, да и бумажка несколько груба-с! Липа, липа, барон! Но дело не в этом, вы, пожалуйста, не огорчайтесь, а слушайте дальше. Итак, по законам бывшей Российской империи, имеющим силу на всей территории Добровольческой армии, вы, дорогой мой, будете преданы суду по двум статьям. Первая статья Уголовного кодекса… и статья сто семнадцатая того же кодекса о вооруженном налете и краже со взломом, что по российским императорским законам наказуется заключением преступника не менее восемнадцати лет каторжных работ. Второе. Хранение и распространение заведомо фальшивых денег, да еще в исключительно е, военное время, наказуется, как известно, десятью годами тех же работ и в совокупности даст вам, дорогой барон, не менее двадцати восьми лет заключения.
— Ложь! Деньги эти настоящие, ведь вы же сами уверяете, будто бы всего два дня назад они принадлежали купцу Агроканаки. Не думаете ли вы, что почтенный греческий подданный купец — фальшивомонетчик?
Сыщик засмеялся, а капитан даже хрюкнул.
— Все в свое время, все по порядку, голубчик.
Повернувшись к стоявшему в стороне крупье, капитан вдруг сухо сказал:
— Ты больше не нужен, можешь идти, но… — И поднял угрожающе палец над головою: — Понимаешь?!
Крупье согнулся почти до пояса и забормотал:
— Ни звука… Что я… разве ж не понимаю! Могила!
— То-то! — нахмурился капитан и приказал надзирателю: — Отпусти его, да, пока не позову, не входить!
— Слушаю-сь! — рявкнул полицейский и вышел, уводя из комнаты крупье.
Минута прошла в молчании. Я чувствовал на себе издевательские глаза победителей.
— Ну-с, продолжим, — когда в коридоре затихли шаги, снова заговорил сыщик. — Итак, вас, дорогой барон, интересует все та же проклятая пачка долларов и как могли фальшивые деньги очутиться в сейфе у купца Агроканаки? — Он потер руки, хлопнул себя по коленкам и снова засмеялся. — А очень просто. Не было там фальшивых, дорогой сэр! Настоящие были, американского казначейства, и у вас в кармане они такими же были, но только до сегодняшнего вечера, понимаете?
— Понимаю, мерзавцы!
— Ну зачем же такие непарламентские выражения, милорд! Без химии и отнюдь без участия магии мы с уважаемым Сергеем Иванычем, — он ласково указал на заливавшегося смехом капитана, — одним прикосновением рук превращаем пачку настоящих, агроканаковских… виноват, ваших долларов в фальшивую пачку ровно в две тысячи пятьсот критских, весьма грубошерстных, поддельных долларов. А для чего, как вы думаете, барон, мы это делаем? Небось думаете, из каких-либо низменных, грязных побуждений? Ошибаетесь, милорд, из одной только чистой идеи. Во-первых, накрыть, арестовать и ликвидировать опаснейшего международного преступника, то есть вас, и тем оказать обществу огромную пользу. Во-вторых, вознаградить себя за труды и хлопоты, понесенные в состязании с вами. В-третьих, показать завтра же вызванному сюда через полицию греческому купцу доллары и объявить капиталисту, что деньги, выкраденные у него из сейфа господином Думитреску, оказались фальшивыми. В устрашение же сего буржуя показать вашу расписку, протокол и прочее. Зная трусливую натуру господина Агроканаки, мы с капитаном надеемся получить с него не менее тысячи золотых рублишек. Не так ли, Сергей Иваныч?
— Натурально! — подтвердил капитан.
— Мошенники! Ловко работает, подлецы! Восхищаюсь вашей работай!
— Погодите, это еще не все! Еще следует два пунктика, после чего вы прямо-таки влюбитесь в нас.
И, вытягивая из кармана мой портсигар, Литовцев щелкнул им и любезно протянул мне.
— Курите, дорогой барон, хорошая папироса в подобные минуты помогает настроению, прочищает мозги.
Я закурил свою же собственную папиросу и приготовился слушать заключительные «пунктики» работы этих прохвостов.
— Итак, продолжаю. Четвертый пунктик — те деньги, которые вы выиграли в клубе. Они также пойдут в нашу пользу, — вы помните, конечно, мое обещание отыграться сегодня же? Человек слова и джентльмен, я не мог поступить иначе и, как видите, сдержал обещание! Вернул шестьсот и кое-что еще выиграл!
— Детишкам на молочишко! — загоготал капитан.
— Именно! На молочишко! А теперь последний и самый радостный для вас пункт, уважаемый милорд. Надеюсь, вы же понимаете, как умный и опытный человек, что после столь откровенного разговора по душам, который мы вели, нам с Сергеем Иванычем никак невозможно оставлять вас в заключении или, паче чаяния, на свободе при помощи там порук, бегства, — нам это неудобно. Словом, любезный друг, можете себя считать усопшим, а мы с капитаном примем для этого все зависящие от нас меры.