Анатолий Подшивалов
Господин изобретатель. Часть II
Глава 1. Дорожная
Я возвращался в Москву и мне не спалось, несмотря на то, что в вагоне 1 класса ехало всего шесть человек, каждый занимал отдельное купе и друг к другу никто не приставал с дорожными разговорами. Мерно стучали колеса трехосного пульмановского вагона, неспешно проплывали за оконным стеклом унылые пейзажи поздней российской осени. Уже выпал снег, но его толщина была недостаточна, чтобы скрыть всю убогость полей, торчащего вдоль дороги бурьяна или покосившихся серых избушек немногочисленных деревенек. Когда поезд остановился на длительную остановку в Малой Вишере, я вышел подышать воздухом, но быстро вернулся в вагон из-за холодного ветра и мокрого снега, внезапно повалившего крупными влажными хлопьями. Неуютно, как неуютно у меня на душе.
Поездка вышла, в целом, неудачная, оба проекта: ТНТ (тринитротолуол) и СЦ (сульфаниламид), в которые вложено много средств, времени и нервов, потерпели на официальных испытаниях если не крах, то временную неудачу – будущее покажет, насколько серьезную и длительную. Скорее всего, запущенный процесс уже не остановить, слишком многие уже знакомы с моими работами в этом направлении и увидели преимущества и выгоды, которые сулили мои изобретения в этом времени. Не всегда эти люди адекватны и благожелательны ко мне – я не восторженный юноша, каким им кажусь, а личность, в тело которого вселилось сознание пожилого человека 21 века. Из этого следует, что я не ожидаю фанфар и лавровых венков сразу и везде, скорее всего, для начала будут не они, а тумаки и шишки (в переносном, естественно смысле, но, как я уверился, мою нынешнюю тушку многие не прочь пощипать). Я могу достаточно объективно оценить перспективы моих начинаний, пользуясь «послезнанием» попаданца, но я даже не ожидал, насколько косна и тупа бюрократическая машина Российской Империи конца 19 века. Конечно, и в 21 век самодурство чиновников и генералов оказывает существенное влияние на жизнь России, да и банальной коррупции хватает. Здесь же коррупция еще круче – она просто составляющая жизни чиновничьего аппарата; если на словах, то все борются со взятками, а на деле – оклады чиновников маленькие, так как изначально подразумевается, что они берут взятки и государственное жалованье – это так, отметить день получки. Такое положение дел мне подтвердил полковник Агеев, когда я спросил, почему предложенное мне месячное жалованье коллежского асессора (чина, еще недавно равного майору, хотя майоров сейчас в русской армии нет) составляет всего около 100 рублей. Полковник рассмеялся и сказал, что это вообще-то верхняя планка, в провинции коллежский асессор получает вдвое меньше, но может иметь большой дом со слугами, выезд с парой лошадей и все это на официальное жалование в 600 рублей в год. Все остальное он получает в виде подношений и благодарностей, размер которых зависит от места, которое занимает чиновник. Я вспомнил Карандышева в «Бесприданнице», который гордо заявлял: «я взяток не беру», на что получил ответ: «а вам их никто и не дает», мол, кто и за что будет давать взятку почтовому чиновнику, вот если бы Карандышев служил хотя бы по Межевому ведомству, тогда, конечно, мог бы брать. Так что, параллели с современной Андрею Андреевичу Россией напрашивались сразу: как это скромный чиновник какой-нибудь префектуры, дающий разрешение на открытие ларьков и магазинчиков, живет в отличной квартире в престижном районе города, имеет целое поместье вблизи Москвы и ездит на Майбахе, лишь на который ему нужно откладывать свое жалованье в течение 5 лет, не есть и не пить при этом?
Подобная ситуация была и с жалованием офицеров, особенно младших – до штабс-капитана включительно, которые жили исключительно на жалование. Вот, когда они начинали командовать ротой и выше, тогда могли запускать лапку в кассу своего подразделения, беря оттуда деньги, предназначавшиеся на покупку всего необходимого для роты и сдавая своих солдат внаем для работы на полях крепких хозяев, которые потом расплачивались сельхозпродуктами. Кое-что, конечно, шло в котел солдатам, но и капитану оставались деньги после продажи посреднику на базаре доверенным унтером пары возов картошки или капусты. Ротные деньги, конечно, были невеликие, но в полку уже вращались весьма солидные суммы. А если это был кавалерийский полк, то там солидные деньги делались на «ремонте», то есть на пополнении строевыми лошадьми. Сумма в бумагах была одна, а реально коннозаводчику уплачивалось меньше, рассказывать, как делилась разница, думаю, не имеет смысла. В столице, конечно, такого, как в провинции, в открытую никто не творил, но служить в гвардии офицеру было затратно, его жалованье в несколько раз было меньше того, что приходилось тратить гвардейскому офицеру, особенно в кавалерии. Поэтому, многие офицеры из небогатых или разорившихся семей, выйдя в гвардию за отличные успехи в училище, потом просили перевода в армейские полки, получая, впрочем, при переходе, следующий чин. Такая ситуация, когда, по словам военного министра Ванновского, офицер получал меньше, чем приказчик в лавке, продолжалась до конца 19 века. Где уж тут думать о престиже службы, когда офицеры в провинции ходили в штопаных мундирах по 10 лет и лишь на смотр одевали новый. Куприн в своем «Поединке», конечно, несколько сгустил краски и современники ему пеняли, что, мол, он пасквиль написал, потому что выгнали его со службы, но, в целом по этой книге можно составить достаточное впечатление об офицерском быте армии времен правления Александра III, тем более, что детали во многом согласуются с описанными в мемуарах бывших офицеров того времени.