27
Полковник как раз помогал Ребенку делать уроки по математике. Помещение было высокое, белое, очень чистое, одна стена — стеклянная, и за ней — оранжерея с цветами. Ребенок сидел, склонив голову над тетрадкой, и грыз ноготь. Полковник, высокий, бледный, небритый, одетый в безупречно белый костюм, правда, изрядно потертый по швам, рассерженно прохаживался вокруг стола, твердя и твердя условия задачи. Увидев Козефа Й., он прервался и вышел ему навстречу с протянутой рукой.
— Пожалуйте, господин Козеф, пожалуйте. Не стесняйтесь.
— Спасибо, — промямлил Козеф Й. и протянул Полковнику обмякшую руку, которую тот сжал и дружески потряс.
— Садитесь, — сказал Полковник, указывая на стул.
— Спасибо, — сказал Козеф Й. и сел.
— Я уж и не думал, что вас поймаю, — сказал Полковник, а Козеф Й. ничего даже не ответил, потому что не понял, что Полковник имеет в виду.
Ребенок приподнял голову над тетрадкой и исподлобья посмотрел на Козефа Й. Тот слегка пошевелил пальцами в знак приветствия, но Ребенок как будто бы не понял знака.
— Мы тут ломаем голову над этими бреднями, — сказал Полковник и хмыкнул. Потом, Ребенку, не без раздражения: — Ты записал?
— Записал, — сказал Ребенок.
— Вот вы сами послушайте, — снова обратился к Козефу Й. Полковник. — «В классе 30 учеников, и каждый ученик принес по сколько-то банок. Сколько всего будет банок, если полкласса принесли по две банки на человека, одна четверть класса — треть из того, что принесла первая половина, а последняя четверть — в два раза больше, чем первая?» Каково? Вот вы скажите, господин Козеф, разве это не форменная пакость, не выкрутасы — свихнуть мозги детям, которые ни в чем, пока что, не повинны? Скажите сами, господин Козеф, скажите…
Полковник прямо-таки почернел от ярости и закашлялся. Ребенок пальцем показал ему на стакан с водой. Полковник отпил воды и снова повернулся к Козефу Й.
— Вы понимаете? Все эти мерзопакости, все эти измышления человек должен учить, да еще с малых лет. И только то, что ему по-настоящему нужно, только то, что по-настоящему полезно, только этому его никто не учит.
— Действительно, — выговорил Козеф Й.
— Записал? — спросил Полковник Ребенка.
— Записал, — ответил Ребенок.
Полковник распахнул стеклянные двери, ведущие в оранжерею, и несколько раз во всю мощь легких вдохнул воздух.
— Хоть продышаться, — доверительно объяснил он Козефу Й. — Благо есть сад. Так?
— Так, — сказал Козеф Й.
Полковник вдруг резко надвинулся на него.
— Вам-то что до всего этого, — сказал он. — Вы — человек вольный, вы начинаете новую жизнь…
Он вздохнул и сел на стул подле Козефа Й.
— Я слышал о вас много хорошего, — продолжал он, кладя руку на колено Козефу Й. — Я слышал такое, что мне по душе, и я хотел бы, чтобы вы об этом знали. Видите ли, это так важно, посреди этой пошлой клоаки, посреди этой пакостной мистификации услышать и про что-нибудь хорошее, увидеть настоящего человека.
Козеф Й. тоже вздохнул и почувствовал кинжал в груди.
— Я все время думал, как только услышал, что вас выставили на волю, все время думал: интересно, что будет делать этот человек, как он будет смотреть вокруг, на мир, на реальность, а не на эти пошлые мерзопакости, которые суть ложь и которые никак нельзя распутать. Хотя, если присмотреться, эти болваны, эти мерзавцы рода человеческого ответили абсолютно на все.
Ребенок слушал внимательно, слегка сутулясь, как будто ждал от кого-то со спины подзатыльника. Козеф Й. тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Ярость Полковника шла по нарастающей.
— Нам нет места в этом мире, господин Козеф. Вот доказательство — перед вами. Этот ребенок вынужден сидеть взаперти, вынужден думать о вещах, которых на самом деле нет. А я, я, например, тоже вынужден думать обо всем этом, ломать и ломать себе голову, пока она не расколется. Вы тоже вынуждены видеть то, чего, может, вам и не хотелось бы видеть. Мы все связаны друг с другом, как банальные насекомые, как горбы на спинах здоровенных и мерзких верблюдов. Теперь вы понимаете, господин Козеф, почему я вами восхищаюсь и почему я полностью с вами согласен? Я все время думал, с тех пор как вас выставили на волю, я думал: что, интересно, будет делать этот человек, который был во всех отношениях примерным, что, интересно он будет думать и как он вступит в реальность? Потому что, господин Козеф, я уверен, что вы пройдете, не замаравшись, через всю эту грязь, через всю эту мерзопакостную пошлятину, которая гноит нам душу, разлагает нас, позорит и загаживает… Так ведь? Так, господин Козеф, так? Обещайте мне сейчас же, в присутствии этого ребенка, обещайте мне, что не дадите замарать себя! Обещайте мне это именем Господа, потому что только Господь может вытащить нас из этой клоаки, обещайте мне, что не дадите себя замарать.