38
Началась большая слежка. Испытующие глаза распространились повсюду. Испытующие глаза видели все. Когда зэки выходили за ворота тюрьмы, испытующие глаза были тут как тут. На каждом повороте дороги — несколько десятков испытующих глаз. Над каждым зэком витал испытующий глаз. Каждого охранника провожал испытующий глаз. Куда вели зэков на работу? Испытующие глаза знали все. Дорога шла через лес? Испытующие глаза знали каждое дерево в лесу. Испытующие глаза жадно глотали все.
Нельзя было терять время. Не так-то просто было похитить зэка и подменить его беглым. Тут вам и охрана. Тут вам и оружие. Тут вам и сами зэки. Тут вам и открытое поле, где действия исключались. Колонны зэков перемещались в образцовом порядке. За местом работы надзирали неусыпно.
И зэки, сами зэки, стали злые, как собаки. Никто не хотел, чтобы его подменили в зимнее время. В последние годы наметилось определенное сопротивление зэков похищениям, приходящимся на плохую погоду. Они не хотели, чтобы их похищали в плохую погоду. Не хотели ничего слушать. Им было плевать на все. Они тоже организовали команды по взаимному надзору. Случались даже такие безрадостные казусы, когда некоторые практически отказывались выходить на волю. Эти некоторые бились, как звери, до последнего.
Вечер за вечером самые светлые умы намечали планы. Умы почти что свихнувшиеся каждый раз говорили: давайте, давайте. Светлые умы выдвигали все новые и новые планы, хитроумные комбинации, истинные перлы находчивости и расчета. Давайте же начинать, кричали почти что свихнувшиеся умы.
Самые светлые умы приготовили веревки и кляпы для тех, кого предстояло освободить. Для них отвели один из заброшенных подвалов. Организовали караульную службу на ту неделю, в течение которой, самое меньшее, как сочли светлые умы, будет продолжаться ассимиляция.
Испытующие глаза начали терять терпение. Умы думали все быстрее и быстрее. Голоса озлоблялись донельзя. Накопили жирку-то, говорили голоса, когда испытующие глаза мерили взглядом зэков, ведомых на работу. Во щекастые, говорили голоса. Во мордатые, а ручки-то — нежные, розовые. А башмаки, а спецовки, шушукались голоса. А смирные-то какие, а какие старательные, а как слушаются охранников, брюзжали голоса. В какую скотину превратились, от сна прямо опухли, ни о чем думать не надо, не унимались голоса. Голоса же самые разумные добавляли: с ними будет трудно, они не примут вот так, сразу, свободу, не поймут. Где им. И говорили еще: хорошо им промыли мозги, это же насекомые, это же автоматы для потребления хлеба, мы не должны знать жалости.
Первым попался худощавый зэк с высоким лбом.
«О нет», — сказал он себе, оказавшись связанным, с кляпом во рту, без спецовки и без башмаков.
«Вот гады», — подумал второй.
«Господи, опять?», — подумал третий.
«Что это, что это, что это», — битый час повторял четвертый.
«Это несправедливо», — подумал пятый.
Шестой хохотал — даже в те минуты, когда его вязали, и не унимался еще долго, будучи уже связан.
Седьмой ничего не подумал, потому что потерял сознание, когда его ударили по затылку.
«Наконец-то», — подумал восьмой.
«Убивают», — подумал девятый.
А десятый на самом деле умер, задохнувшись от страха и от кляпа, через несколько минут после того, как был брошен в подвал, туда, где его сознанию предстояло освободиться.
39
В один из дней, возвращаясь с хлебозавода, Козеф Й. обнаружил, что корчма господина Бруно исчезла. Он испуганно огляделся, подумав, что, может быть, сбился с пути. Но нет, вид улицы был тот же. Все было на своих местах, кроме корчмы. А на месте корчмы осталась только взрыхленная земля, наспех разровненная, как будто кто-то хотел прикрыть какое-то постыдное деяние.
— Они поставят другую, — сказал ему старичок, хромой на одну ногу, который непонятно почему торчал посреди перекрестка.
Несколько дней спустя, когда Козеф Й. обнаружил, что на главной улице снесли целый ряд домов, старичок, хромой на одну ногу, сказал ему то же самое: «Они поставят другие».
— Где? — спросил Козеф Й., и старичок, хромой на одну ногу, ответил: «А там, подальше». Й поскольку еще пять-шесть старичков окружили их кольцом, старичок, хромой на одну ногу, попросил у них подтверждения. «Точно?» — сказал он, и старичок по имени Адам ответил от имени всех: «Точно, поставят другие».