— Но вы…
— Мы на нижней палубе. Знал бы я, какая здесь вонь, пожалуй, позволил бы ему отрубить себе голову….
В этом Габерон не покривил душой. Запах на нижней палубе и в самом деле стоял неприятный, застарелый, какой обычно стоит в заброшенных и давно не знавших ухода помещениях. Под ногами здесь валялось то, что экипаж «Барракуды» за годы службы так и не решился выкинуть за борт, но что оказалось решительно непригодным для дальнейшего использования. Груды старых труб, какие-то бочонки, рассохшиеся ящики, рыбья чешуя… Габерон рассеянно ощупал все это, вслушиваясь в ритмичные шаги голема. Судя по звукам, тот успел дойти до юта и теперь топтался там.
— Готландский голем? — напряженно спросила капитанесса.
Силуэт Тренча мотнул головой:
— Не думаю, что это готландский голем. Может, он формандской сборки? Мы же нашли его здесь, на корабле.
Едва ли он лгал. Габерон и сам помнил изображения старинных готландских големов, похожих на закованных в латы человекоподобных великанов. Тяжелые литые нагрудники, огромные наплечники, каждый из которых весил фунтов двести, глухие шлема с забранными крупной сеткой вентиляционными отверстиями… Они производили впечатления даже на старых гравюрах. Вживую Габерону не пришлось их увидеть — последних из абордажных големов Унии списали еще лет за двадцать до того, как он надел юнкерскую форму. На кораблях Формандии они пропали и того раньше.
— Это и не формандская модель, — Габерон нащупал возле себя какой-то бочонок и, покряхтев от боли, уселся на него верхом, — Видишь ли, я знаю все модели, прежде бывшие на вооружении флота. И такого чудовища среди них определенно не значилось. Черт возьми, я вообще не видел прежде ничего подобного. Ну и силища! А реакция! Благодарение Розе, големы все еще подвержены склерозу.
— Что ты имеешь в виду?
— Големы — не самые великие мудрецы на свете, капитанесса, сэр. Говорят, именно поэтому от них начали избавляться, когда благословенная эпоха парусного флота, о которой так любит ныть Дядюшка Крунч, стала подходить к концу. Видишь ли, мозгов у обычного голема не больше, чем у старого кальмара. Даже не уверен, можно ли назвать это мозгом. Скорее, пара примитивных рефлексов, наспех связанных магией. Что, впрочем, не делает эти жестянки менее опасными. Они умеют определять цель и уничтожать ее, а большего от них обычно и не требуется. Все остальное для голема — слишком сложная наука.
— Ты хочешь сказать, он попросту… забыл про вас?
Габерон, горестно вздохнув, оторвал от остатков сорочки полосу и принялся бинтовать руку.
— Совершенно верно. Наш новый приятель тоже не гипермнезик[2]. Он преследует цель только пока видит ее. Как только голем теряет с ней контакт, он быстро забывает про ее существование и возвращается к выполнению основного приказа.
— И какой приказ у этого? — с беспокойством спросил из темноты Тренч, — Маршировать до бесконечности?
Габерон скривился.
— Скажи спасибо, что он не исполняет при этом готландский военный гимн.
— Я же сказал, это не готландская модель!
— Хватит, — Габерон выставил вперед ладонь, — Сейчас это не имеет существенного значения. Достаточно того, что нас обоих этот болван определил как цель. Поэтому главная наша задача — решить, как выбраться на верхнюю палубу, миновав это чучело. Если вы не против, предлагаю именно это сейчас и обсудить.
— Вы не можете выбраться? — обеспокоенно спросила Ринриетта.
— Мы в некотором роде в западне, Ринни. Считай, что мы две мыши, которые оказались заперты в подполе, в то время, как по дому бродит голодный кот.
— Он все еще на мидль-деке?
— Судя по всему, этот заводной болван и не собирается покидать палубу. И я буду последним человеком на борту этого корабля, который попытается проскользнуть мимо него.
— Он быстрый, — пробормотал Тренч, потирая шею. Не иначе, тоже заработал дюжину синяков, пока улепетывал от голема, — Чертовски быстрый.
— Верно подмечено. Чертовски быстрый и смертельно опасный. Мало того, бронирован не хуже самой канонерки.
— Знать бы, откуда он вообще взялся на борту…
— Давай-ка отложим этот вопрос в наш мешок для неуместных вопросов и займемся им как-нибудь на досуге? У нас не так уж много времени, если ты меня понимаешь. Тошноту чувствуешь?
Тренч неуверенно кивнул.
— Я думал, это от бега… И страха.
Габерон щелкнул крышкой хронометра, по счастью оставшегося в штанах. Нажал на серебряную шишечку и репетир издал восемь длинных ударов.
— Восемь часов пополудни с небольшим, — Габерон спрятал хронометр, — По моим подсчетам, мы опустились до восьмисот пятидесяти футов. Я не ошибся?
Алая Шельма, видимо, смотрела как раз на альтиметр капитанской рубки, потому что отозвалась почти сразу же.
— Восемьсот шестьдесят четыре фута.
— Ну вот, я почти угадал. Я ведь рассказывал тебе, что происходит, когда ты погружаешься ниже восьмиста?
— Я помню. Марево возьмется за нас всерьез.
— Вот и хорошо, — Габерон почти натурально зевнул, — Потому что к рассвету мы будем мертвы, если не выберемся отсюда. Как тебе перспектива?
Алая Шельма выругалась сквозь зубы. Дядюшка Крунч нашел бы, к чему придраться, но главное, что произнесено все было с чувством.
— Мы можем набрать высоту!
— Ринни, ты еще не поняла? У тебя больше нет никакого корабля. Теперь все это — не более, чем огромная жестянка для конфет. Мидль-дек разгромлен, машины уничтожены, паропровод не функционирует. Отныне никакая сила не поднимет эту малышку вверх.
— Я…
— Вызывай «Воблу», Ринни. Надеюсь, они не успели отойти слишком далеко.
— Я… Хорошо, — голос капитанессы дрогнул, — Оставайтесь там. Я сейчас свяжусь с «Малефаксом». Скажу, чтоб ложились на обратный курс.
Когда она замолчала, Габерон внезапно ощутил легкий приступ тошноты — словно в его внутренностях свернулся кольцом липкий скользкий угорь. Первый подарок от Марева? Или всего лишь реакция на отключение связи? Теперь, когда голос Ринриетты пропал, нижняя палуба сразу же стала темнее и теснее, чем была, настолько, что организм поневоле испытывал легкую дурноту.
— Все в порядке, — беспечно сказал он, хлопнув Тренча по плечу, — Мы еще расскажем об этой истории в кают-компании «Воблы» под хохот Корди и причитания Шму.
— Если доберемся до нее.
— Ну конечно доберемся! Кстати, раз уж зашла речь о рассказах… Тебе не тяжело будет подтвердить, что в минуту опасности я прикрыл тебя своей грудью и крикнул «Беги, Тренч, я его задержу»?
Тренч уставился на него с удивлением, хорошо заметным даже в слабом освещении нижней палубы.
— Ты серьезно?
— Разумеется, серьезно! — Габерон наставительно поднял палец, — Репутация — такая штука, о которой заботиться надо больше, чем о порохе. Никогда не знаешь, когда репутация позаботится о тебе. Поэтому давай отрепетируем. Итак, я тебе крикнул «Беги, Тренч!». В этот момент у меня на лице было выражение решительной отчаянности. Запомнил? А мои глаза потемнели, как небо, когда приближается грозовой фронт…
* * *
— Ты слышишь?..
— Тс-с-с!
— Я больше не слышу его шагов. Он остановился?
— Тренч, будь добр, помолчи минуту, я пытаюсь понять, где он.
— Где-то возле трапа…
— Кажется, стоит на месте. Нет, сейчас повернулся. И…
Секундой позже Габерон и Тренч отпрянули от пролома, окунувшись в густую темноту. Над их головами загромыхали шаги голема, такие тяжелые, точно кто-то на мидль-деке неспешно забивал в палубу сваи. От каждого шага потолок над их головами вздрагивал, щедро осыпая пиратов мелкой пылью и чешуйками ржавчины.
— Не похоже, что он собирается останавливаться, — Тренч подышал в ладони, словно ему было холодно.
— А ты думал, у него закончится завод? — небрежно осведомился Габерон, одним ухом вслушиваясь в ритмичные звуки тяжелых шагов, — Это же голем. Его магического заряда может хватить на несколько дней службы. Или даже недель. Или…