— Ты его знаешь?
Я слабо кивнула. В голове у меня всё ещё шумело от выстрела, но представшая картина воскрешения, похоже, лишила и дара речи. Дед посмотрел на меня круглыми глазами, охнул и тут же решил познакомить меня с ужасной биографией нашего гостя. Мол, да это ж Афонька, Кощеев сын, злой чародей и холодный бессердечный мерзавец. Убить его невозможно — ни стрелой, ни мечом, ни пулей, поскольку сердце его заколдовано и надёжно спрятано.
— Твой дед Иван Царевич, спасая и Марью, и родимую землицу нашу от Кощея — папаши его — нашёл иглу с поганым сердцем, раздавил и сам погиб, — сокрушался Алексей. — А ты жалеешь этого…
— Хватит! — рявкнув, перебил его Афоня и поднялся.
Я невольно вздрогнула. Звон в ушах, на удивление, прекратился, да и речь, похоже, вернулась.
— Дед, а где все? — пробормотала я. — Ты же так грохнул.
Алексей печально вздохнул.
— Спят они, лапушка, сном волшебным охвачены. Этот хитрец вчера к нам кого-то заслал, а тот возьми и ослабь защиту. Подозреваю, что Лешак. А Афонька приехал и наслал свои чары поганые — все уснули.
— А тебя не достало?
— Он, видно, на тех, кто в доме, колдовал, а я во дворе был, в погребке. Огурчики достал да соленья гостям. Мне Марья ещё вчера велела.
— А я?
— Ну, Вероника?! — засмеялся Афоня. — Я же к кому приехал? Зачем мне тебя усыплять? Ты же помнишь наш разговор?
— Сын Кощея, — растерянно пробормотала я, и тут мне вспомнилась сказка: игла — в яйце, яйцо — в утке, утка — в зайце, заяц — в сундуке железном, а сам сундук на цепях подвешен к ветвям крепкого дуба. Мама дорогая! Да я же врезалась в него, и сундук навернулся в салон машины. Потом Лешак превратил его в ларчик, и в нём… ой, мама!
— Тс-с-с, — зашипел Афанасий, приложив палец к губам и хитро улыбаясь. — Секреты долго не живут, но всё же… Вероника, пожалуйста, попроси дедулю дать нам пару минут на разговор. Ну, если он захочет, может стоять за углом и целиться в мою голову — думаю, это доставит ему удовольствие. А если пальнёт, рискует испортить красивой девушке не только аппетит, но и психику. Его патроны разнесут мне череп.
— А-а-а… ты не можешь его усыпить, как всех? — предложила я, осторожно освобождаясь от руки деда.
— Увы, на нём защита, — вздохнул Афоня. — Так мы поговорим, Алёш? Будь ласков.
Дед слушал-слушал и что-то своё кумекал. Не долго, правда, но вот лицо его при этом медленно менялось, как будто в голову приходили нужные мысли и верные ответы. Опустив ружьё, он погладил меня по плечу и кивнул — мол, поговорите, а сам неторопливо пошёл к дому. Ну а я подбежала к Афанасию.
— Представляю, что ты думаешь, — усмехнулся он. — Однако всё так и есть на самом деле.
— Кощей Бессмертный — твой отец? — нахмурилась я, чувствуя скрытое волнение.
— А я и сам такой же, представляешь?
— Господи, — ахнула я, округлив глаза, — и сколько ж тебе лет?
Кокаларис игриво подмигнул.
— Много. Но, давай не будем ходить вокруг да около — отдай моё сердце. Пожа-алуйста!
— Это игла?
— Да ну, зачем нечто ценное и дорогое делать таким хрупким?! Я превратил его в камень. Он в яйце.
И тут в доме раздался грохот выстрела.
— Ларец! — ахнула я и рванула к дому. Афанасий бросился следом, а потом вдруг ка-ак гаркнет:
— Стой! — я аж присела. Смотрю, стоит Кощеев сын у ворот и от злости едва не дымится.
— Что ты встал? — рассердилась я.
— Проведи меня! — зашипел Афанасий. — Тут защита — я не могу.
О, как всё сложно! Подбежав, я схватила его за руку и буквально вдёрнула во двор, ощутив невидимую, но весьма упрямую преграду. Миновав её, мы дружно ринулись в дом, вздрогнув от второго выстрела. Значит, дед сбил на ларце все замки! И что будет?
Дверь моей комнаты была закрыта, но сквозь неё до нас отчётливо донеслось испуганное верещание какого-то зверька. Похоже, это был заяц, хотя я никогда не слышала, как они кричат. Мне стало больно и обидно. Кинувшись к дверям, я изо всех сил заколотила в них, умоляя деда никого не трогать. Но голосок зверька оборвался. За спиной что-то шкрябнуло и, обернувшись, я увидела серое лицо Афанасия с помутневшим взглядом. Тяжело дыша, он упирался в стену, пытаясь устоять на ногах.
— Отойди… от двери, — прохрипел Кокаларис, и я послушалась.
С трудом сделав шаг, он рухнул на колени и, взглянув в потолок, шипящим голосом забормотал какие-то молитвы. Хотя нет, скорее всего, это были заклинания. Я тоже взмолилась и вздрогнула, когда за дверью крякнула утка.
И тут случилось что-то невероятное: петли двери жалобно скрипнули, потянулись вверх и… деревянное полотно с грохотом рухнуло у ног бессмертного. Шатаясь, он поднялся и с рычанием ввалился в комнату. Там завязалась потасовка, но я пересилила свой страх, подкралась ближе и заглянула внутрь. Сын Кощея и дед Алёша дрались, как обычные сердитые мужики: били друг друга в челюсть, в ухо, под дыхло. Но смотреть на их крутой мордобой у меня не было никакого желания — я искала утку и… нашла её придушенный трупик. А вот у ножки стола, в опасной близости от ног драчунов, лежало симпатичное, словно раскрашенное к пасхе, яйцо. Радостно ахнув, я схватила его и бросилась прочь из комнаты. Однако мысль о том, что в отличие от Афони дед Лёша всё-таки смертен, заставила меня остановиться на полпути и громко крикнуть: