Десять!..
Я вскочила, чтобы побыстрее одеться. Дома я всегда становилась пятками на холодный пол, но сейчас ноги по щиколотку утонули в пушистом ворсе ковра. Да, в замке Близара ковры лежали даже на полу — неслыханная роскошь!
— Ранним пташкам — сытный завтрак, — замурлыкала я песенку, которую любила напевать по утрам моя покойная матушка, — остальным — сухарь с водою, — и замолчала, замерев на месте.
У порога стояли два добротных сапожка — вовсе не бархатные, кожаные, но крепкие и как раз мне по ноге. Я натянула чулки и примерила — сапоги пришлись впору, будто шились на меня. Вечером их точно не было, я готова была поклясться.
На всякий случай я подергала двери, проверяя — заперто ли. Но дверь была заперта, а другого входа в комнату я не обнаружила. В ночной рубашке, с неприбранными волосами, но в сапожках, я уселась на постель, мрачно уставившись в стену. Нет, сапоги — это хорошо, но совсем не хорошо, что господин колдун приходил ночью. Сказать ему об этом, как увижу? А если он рассердится и откажется писать расписку?
В отвратительном расположении духа я отправилась в ванную комнату — заниматься утренними делами, но думы насчет колдуна не оставляли меня ни на секунду. Возмутиться, как подобает благородной и добропорядочной девушке? Или промолчать, получить то, что мне нужно, и уйти?
Гордость боролась с благоразумием, и неизвестно, что бы победило, но в это время кто-то постучал — громко и требовательно.
— Эй! Антонелли! Вставай! — услышала я голос Близара и вздрогнула.
В считанные секунды я натянула платье и отодвинула засов, приоткрыв дверь ровно на две ладони.
За порогом позевывал в кулак господин колдун — в бархатном синем халате, открывающем голую грудь. Граф был лохматый со сна — как медведь, но его это, похоже, ничуть не заботило. А я была втайне горда, что предстала перед ним уже аккуратно причесанной, с убранными в косу и заколотыми шпильками волосами.
— Еще спишь? — спросил он, когда я выглянула. — А кто собирался заработать серебро? Пошли, провожу тебя вниз.
Я тут же вышла, уже открыв рот, чтобы высказать свое недовольство по поводу ночного вторжения, но колдун зашагал по коридору, даже не озаботившись оглянуться — он был уверен, что я иду следом за ним, послушная, как дрессированная обезьянка.
Я закусила губу, сдерживая язвительные слова, и пошла за ним — мне и правда больше ничего не оставалось. Ведь это я зависела от него, а не наоборот.
В дневном свете дом выглядел уже не таким пугающим, но все равно странным. Пока мы шли до лестницы, я заглядывала через окна в комнаты. Некоторые комнаты были обставлены богато и красиво. Здесь были танцевальный зал, комната для музицирования, и, вроде бы, библиотека — мне показалось, я разглядела в полутьме полки с книгами. Но были и другие комнаты — темные, пыльные, с обветшавшей мебелью и полуоборванными шторами.
Мы спустились на четыре пролета и оказались прямо напротив арочной двери. Слева была кухня, это я запомнила.
Оставленные мною вчера бокал и кувшин исчезли, кухня по-прежнему сияла чистотой, а на столе стояли чашки и миски с яйцами, копченым беконом, сыром и свежим хлебом. Отдельно стояла крохотная меленка, а рядом с ней лежал полотняный мешочек, распространявший бодрящий аромат обжаренных кофейных зерен.
— Подождите четверть часа, и я сварю вам отличный кофе, — сказала я чинно, закатав рукава и подходя к рукомойнику.
— Вперед, — сказал он, зевнул и уселся за стол, подперев голову.
Он следил за мной с таким же любопытством, с каким я только что рассматривала его дом. Вот только не понятно, что его заинтересовало во мне. Насыпав в меленку зерен, я с силой закрутила ручкой. Не прошло и пяти минут, как кофе был смолот, а я, взяв кофейник, в нерешительности остановилась перед плитой-печью.
— Простите, я не знаю, как затопить эту печь, — сказала я, запинаясь.
Не говоря ни слова, он подошел к колесику сбоку плиты и повернул его на полоборота. Вскоре я почувствовала тепло, а потом и увидела, как от плиты пошел еле заметный дымок — там, где я уронила кофейную крошку.
— Чудеса… — только и смогла произнести я, посмотрев на колдуна.
Тот приподнял брови с таким скучающим видом, словно я была провинциалкой оказавшейся на центральной площади, и вздумала восторгаться тем, что увидела жонглера.
Что ж, пусть думает обо мне, как ему пожелается. Это его сиятельство привычен к колдовству, а мне такое в новинку. Как и любому нормальному человеку. Стараясь не слишком злиться (а то кофе выкипит), я плеснула в ковшик молока и отмерила ложечкой кофе. Не прошло и трех минут, как кофе вскипел, нагреваемый волшебной плитой, и я поставила кофейник на специальную подставку и торжественно водрузила на стол, перед хозяином замка.
— Если хотите, приготовлю и завтрак, — сказала я, решив быть доброй до конца и поставив перед колдуном фарфоровую чашечку.
— Обойдусь, — сказал он, наливая кофе и продолжая на меня поглядывать.
— Тогда прошу меня простить, я приготовлю что-нибудь для себя, — я поклонилась коротко, как заправская прислуга. — Моя матушка говорила, что для дамы самое главное — позавтракать с утра, это улучшает цвет лица и преуменьшает количество желчи в печени.
Бог мой, что за чепуху я говорила! Но мне было не по себе под пристальным взглядом, и я старалась хотя бы бессмысленной болтовней сгладить невежливое молчание графа Близара. Глаза у него были синие — только сейчас я разглядела это в неверном свете зимнего утра. Это красиво и необычно — синие глаза. Синие, прозрачные… как лед.
— Готовь, — сказал колдун, не сделав ни глотка. — Только не поджарься, дама. А потом начинай уборку в зале, если хочешь получить пять талеров.
Было жестоко все время напоминать мне об этих деньгах, но я промолчала, хотя достало бы ответить что-нибудь презрительно-холодное, показать, что не только снежные колдуны умеют бросаться колкостями.
Но я промолчала, а Близар поднялся, запахнул халат и ушел, показав мне в сторону зала, где вчера вечером я обогревалась у камина.
— Какие мы… ледяные, — сказала я презрительно, когда он, разумеется, уже не мог меня услышать.
На всякий случай я приготовила две порции жареных яиц с беконом и гренок с сыром, но колдун больше не появлялся. Я с аппетитом позавтракала, выпила кофе со сливками, которые обнаружила в фарфоровом молочнике, и отправилась сражаться с пылью и грязью графского замка.
Возле камина меня поджидало ведро, метла и куча тряпок. Что ж, пора применить науку мачехи себе на пользу. Ведь мачеха считала, что главное для благородной девицы — не спасовать перед жизненными невзгодами, буде такие случатся с ней завтра или послезавтра. Самое интересное, что она почему-то была твердо уверена, что невзгоды будут ожидать только меня, а Мелиссу обойдут стороной, поэтому пока я выгребала золу из каминов, Мелисса пила чай с пирожными, а когда я была занята весьма нужным для внучки барона занятием — приготовлением еды или мытьем полов, Мелисса благополучно отправлялась в гости к подругам или отдыхала в гостиной, почитывая любовный роман, украденный у гувернантки Тиля.
Вооружившись тряпкой, я первым делом смахнула пыль с мебели. Каминная полка, столешница, подлокотники кресел… Наконец я добралась до огромного зеркала в углу. Вопреки обычаям этого дома, зеркало висело на стене ровно, не искажая пространство. Я провела по нему тряпкой, снимая толстый слой пыли, и оно тут же хрустально засияло, отразив камин, кресло, статуэтку ангелочка и меня…
Но нет… не меня…
Из зеркальной глади смотрело совсем чужое лицо.
Бледное, с застывшим взглядом… Белые волосы шевелятся, как полосы тумана…
Это была девушка… Примерно, одного со мною возраста…
Я разглядела даже жемчужное ожерелье в два ряда и серьгу-подвеску, полускрытую кокетливо завитым локоном. Но ее глаза… Пустые, без блеска, мертвые…