Мужчина коротко кивнул и отступил на несколько шагов. Фигура его поплыла, словно растворяясь в воздухе, и через пару мгновений на улице не осталось никого, кроме нас с Ренком.
Не успели мы зайти в дом, как навстречу из глубины коридора метнулась женская фигура.
— Госпожа, с вами все в порядке? — пальцы Уны, вцепившиеся в ворот строгого темного платья, дрожали. — Хвала пресветлой! Я так перепугалась, когда увидела из окна, кто вас сопровождает.
— Тетушка, — подскочил к ней Ренк, и женщина крепко прижала к себе племянника. Поцеловала в макушку, быстро осмотрела, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке, и снова перевела на меня обеспокоенный взгляд.
— Что нужно этому магу? Проверял, кто вы? Ему что-то известно?
— Успокойся, Уна, он ничего о нас не знает.
Я сняла плащ и, тщательно расправив, повесила его на вешалку. Это перед высшим я изображала надменную аристократку, а на самом деле давно уже научилась аккуратно обращаться с вещами и беречь их. Да, если честно, и отвыкать-то от великосветских привычек особенно не пришлось. В столицу мы с мамой вернулись незадолго до войны, а до этого вели совсем иной образ жизни — простой и скромный.
— Тогда зачем он увязался за вами? — никак не могла прийти в себя женщина.
— Провожал. Просто провожал, ничего больше.
— Просто так молодые мужчины красивых девушек не провожают, — проворчала Уна, но тревожные морщины на ее лбу немного разгладились.
— Он госпожу Элис на свидание приглашал, — тут же сдал меня Ренк, и служанка снова нахмурилась.
— Как же это? — всплеснула она руками. — Да если он проведает…
Она запнулась, не в силах продолжать.
— Я отказала, — пояснила скупо. — Дала понять, что меня это совершенно не интересует. Уна, — вскинула я руку, останавливая новый поток неизбежных вопросов. — Завтра поговорим, ладно? Я устала, замерзла и с удовольствием выпила бы чего-нибудь горячего.
— Ой, да вы и голодны наверное? — спохватилась женщина.
— Очень!
На самом деле, есть не хотелось, а вот спать — ужасно, но я надеялась хоть немного отвлечь Уну. Так и получилось.
— Что же я в коридоре вас держу, — засуетилась она. — Пойдемте, скорее.
На маленькой чистой кухне царил теплый полумрак. Меня мгновенно разморило и начало неудержимо клонить в сон.
— Все уже спят?
Я села напротив Ренка, рассеянно наблюдая, как Уна хлопочет у печки.
— Давно уже. Матушке вашей я дала сонных капель — там еще немного осталось, она сразу и заснула. А госпожа Нэсса никак не могла успокоиться. Все требовала то окно открыть, то закрыть, то теплой воды принести, то еще одну грелку, то молока. А где я молока-то ей возьму, если оно вчера еще закончилось? Но и она, благодарение Каари, уже с час, как угомонилась.
Уна неодобрительно поджала губы. Она недолюбливала жену брата и не скрывала этого.
— Будь к ней снисходительней, — попросила я, впрочем, уже не в первый раз. Подобные беседы происходили у нас регулярно. Уна жаловалась на Нэссу, я за нее заступалась. — Ты же знаешь, в ее положении…
— Знаю я все, — махнула рукой служанка. — Только слишком уж она этим положением пользуется. Вам и госпоже Тине во вред.
— Как мама себя чувствует? — мгновенно подобралась я.
— Так же… — женщина поставила передо мной чашку с горячим взваром, тарелку с хлебом и сыром, сама опустилась рядом. — Лекаря ей хорошего нужно, и не простого, а того, у которого есть разрешение на использование артефактов. Да что я говорю, вы и сами это знаете.
— Знаю… — я невесело улыбнулась, прислонилась к мягкому округлому плечу, и меня тут же ласково обняли, щедро делясь теплом.
Уна…
Эту невысокую темноволосую женщину, чуть полноватую и такую уютную, родную, я знала с детства. Мамина доверенная служанка, она, сколько я себя помню, жила в имении, потом переехала вслед за нами в столицу и категорически отказалась покидать госпожу, когда мы спешно бежали из столичной усадьбы, захватив с собой только самое необходимое. Без нее, ее советов, помощи, поддержки мы бы точно не справились — три растерянные, перепуганные женщины, одна их которых была больна, другая — слишком молода и неопытна, а третья — избалованна и капризна.
— Иди-ка спать, девочка моя, — вырвал меня из блаженной полудремы тихий голос. — Совсем ты у меня разомлела.
Уна очень редко позволяла себе обращаться ко мне на «ты», как я ни настаивала, строго придерживаясь неизменного «госпожа». И сейчас это нежное «девочка моя» неожиданно растрогало, чуть не до слез.