Война ожесточила герцога, заставила выбирать между чужим нежеланным ребенком и собственными планами. И он сделал выбор не в мою пользу. Отрекся с тем же ледяным равнодушием и спокойствием, с каким всегда держался со мной.
Очень тяжело, почти невыносимо считать, что от тебя отказался родной отец, поэтому я была благодарна маме за то, что она именно сейчас все рассказала.
Пусть это и останется только между нами.
Хватит, пообщалась я уже с высшими, больше нет ни малейшего желания. От того, что я узнала правду, ничего не изменилось. У меня есть имение, планы на дальнейшую жизнь, и алхорам в ней не место.
Я спрятала медальон на груди, наглухо застегнула ворот платья и постаралась, хотя бы на время, забыть об этой истории. А потом маме стало хуже, и посторонние мысли окончательно выветрились из головы. Остались лишь неотступная, гнетущая тревога и страх за маму.
В последние дни она совсем ослабела, приходила в себе все реже, словно, сообщив мне об отце, расплатилась со всеми долгами и перестала бороться за жизнь. Даже отвары Зоры уже почти не помогали. А однажды ночью я проснулась от болезненного стона.
Маму лихорадило. Она вся горела, металась в беспамятстве, бредила. Звала то меня, то Уну, то свою мать, мою покойную бабку. Несколько раз я слышала имя Неда. А иногда у нее вдруг резко перехватывало дыхание, и, тогда мне в ужасе начинало казаться, что еще миг — и оно совсем оборвется.
Срочно вызванная травница только головой покачала.
— Я сделала все, что в моих силах, девочка, теперь остается только ждать. Если к завтрашнему дню жар спадет, хорошо. Справилась, значит. Переборола. Смогла. Дальше дело пойдет на лад.
— А если… нет?
Женщина не ответила, отвернулась, пряча лицо, и я помертвела.
— Молись, деточка, — произнесла она через несколько мгновений оглушающей тишины. — Проси Каари сжалиться. Больше ты матушке сейчас ничем не поможешь.
Зора так и не ушла домой, за что я была ей очень благодарна. Она осталась на постоялом дворе, и время от времени заходила к нам — проверяла состояние больной, по глотку вливала ей в рот лекарства, окуривала душистым травяным дымом.
Я всю ночь провела у постели мамы. Не отрывая от нее взгляда, опускала кусочек холщовой ткани в миску с холодной водой, а потом протирала раскаленный от жара лоб. Снова… Снова… И снова… Вода быстро нагревалась, я поднималась, чтобы поменять ее, и все повторялось сначала.
Уна пыталась помогать, но сама была еще слишком слаба и быстро свалилась без сил, забывшись тяжелым сном.
К утру маме не стало лучше, а я… Я слишком устала, чтобы думать о плохом, да и вообще о чем-либо думать. Прошедшая ночь полностью вымотала меня, опустошила, и я просто сидела и смотрела… То на маму, то на окно, за которым занимался серый, хмурый рассвет. Или он казался мне таким?
За окном неожиданно басовито залаяла собака. Хлопнула дверь. Зазвучали шаги, приглушенные голоса.
Наверное, новые постояльцы приехали…
Это мысль мелькнула на краю сознания, не вызвав ни любопытства, ни интереса, и я уже почти погрузилась в ставшее за эти несколько часов привычным оцепенение, как вдруг одно слово… одно-единственное слово все изменило.
— Лэйры, — вдруг как-то особенно громко и отчетливо произнесла Ларка. — Такая честь для нас… такая честь… Все, что скажете, гости дорогие… Что вашим милостям угодно… Я мигом…
Лэйры? Маги? А вдруг и целитель с ними?
Вязкого оцепенения как не бывало. Я вскочила на ноги и, даже не расправив помятого платья, бросилась к двери.
Только бы одаренные согласились помочь. Только бы…
Глава 6
Не глядя под ноги, почти скатилась по лестнице вниз, на первый этаж, и тут же наткнулась на перепуганную Сани. Десятилетняя дочка хозяйки, всегда такая бойкая, смешливая, не боящаяся ничего, даже гнева вспыльчивой родительницы, сейчас выглядела откровенно испуганной. Впрочем, мне некогда было разбираться в ее настроении.
— Сани, кто приехал? Маги? Ты случайно не видела, у них есть целит… м-м-м… лекарь? Да что с тобой, Сани? Почему молчишь?
Но девочка, сжимавшая побелевшими пальцами какой-то кувшин, лишь отчаянно замотала головой.