Обещаю, так и будет.
Мда…
27 февраля 13:38 Вета
Пссс… Кудрявая Башка! Ты знаешь, что мне принесли первокурсники?
27 февраля 13:43 Лёша
Хахах. Привет, солнышко. Что?:)
27 февраля 13:43 Вета
ПАКЕТ пирожков с вишней!
27 февраля 13:43 Лёша
Эй!!! Только я могу приносить тебе пирожки с вишней!!!
27 февраля 13:44 Вета
Ну ладно, я выплюну…
27 февраля 13:44 Лёша
Ты уже проглотила, как будто я не знаю… Не забудь вытереть рот от варенья:)
Я еле убедил себя прекратить эти изощрённые пытки над собственной психикой и с дрожью в руках отложить его телефон.
У меня возник целый букет разнообразных незнакомых чувств: омерзение от того, что с моей бывшей преподавательницей может кто-то вести настолько тошнотворные речи… Глубокое непонимание — как Муратов вообще посмел жаловаться, что ему одиноко, когда у него в телефоне гигантская, обжорливая психологическая поддержка?
И… Что-то такое въедливое, нестерпимо обжигающее в груди, от чего я больше не мог спокойно дышать.
32Господин Разрушитель
— Пошла на хрен! — громко заорал Гриша вернувшейся Никольской, у которой в миг ошарашено округлились глаза. Это надо было видеть…
Она застыла в арке, не понимая, что происходит.
— Э-э-эй, Киса! Ну ты чего?! Обиделась? — моментально смягчился драмер.
Шатёр наполнился лающим, нервным смехом. Я чуть не подавился слюной из-за вытянувшегося выражения её лица, но это слабо отвлекало от предстоящего выхода.
— Это у них традиция такая…
— У нас! — подметил Андрей.
— Ну да… У нас. Традиция посылать друг друга перед выходом на сцену. Пошли меня тоже, пожалуйста. Пожёстче.
Перепугавшаяся Ева будто морок скинула с глаз, чуть тряхнув волосами, и быстро пришла в себя.
— Кхм, ясно… Пошли все к чёрту! В-ваня! Господин! Андрей! Гриша! Дрон! Все! — вскинула девчонка подбородком под одобрительный вой. — Так достаточно?
— Подойди, — в приказном тоне проронил я.
Нехорошо было ей оставаться на пороге. Никольская приблизилась и расположилась, естественно, позади напряжённого Ванечки.
— А теперь пошла на хрен, бездарная певичка! — все заржали.
От неожиданности улыбалась даже сама Ева, а я зачем-то вспомнил тот день, когда выгнал её из комнаты, и чуть не поперхнулся. Чем меньше оставалось секунд до шоу, тем больше пугали любые воспоминания — о прикосновениях её губ в особенности! Я как будто был не в своей шкуре…
Наконец, мы все собрались в кругу. Дрон с накрашенными глазами под свисающей чёлкой, Гриша в шапке и парадных трениках, размалёванный басист с бородкой и конским хвостом. Муратову зашили рот — жаль, что это всего лишь грим — и наложили чёрную маску. Когда он вернулся в шатёр, я чуть не откинулся, признав в нём настоящего Юдина… На этом образы, вдохновлённые цирком уродов, заканчивались. Мы все стояли в фирменных куртках, за воротники которых чуть заползал уличный холод.
Из нас с Никольской сотворили идолов для преклонения, но я продолжал шориться в очках в сумерках и игнорировал все немногочисленные зеркала. Распелся, но не долго.
Предрассудки. Всё-таки, начало тура… В груди сдавленно билось сердце, разгоняя по телу тремор.
— Давайте сюда свои ручонки, кретины, — мы сложили ладони в воздухе по центру круга, начав их раскачивать вниз и вверх. — Желаю вам обосраться сегодня, конченные фрики! Чтоб вас, петухов, освистали! А потом вы закончили этот день в сладких объятиях друг друга, запихивая в задницы грифы гитар!
— От души! — взревел поддатый басист. — Всё, как хейтеры нам прописали!.. И не забудьте друг другу отсосать! Аминь!
— Аминь, — подхватили шёпотом остальные, и мы все, охваченные лёгкой тревогой, просто разошлись по углам.
Ева, постыдившаяся за окружающих, «умыла» лицо ладонями и присела на край дивана, когда к нам в шатёр запрыгнул организатор. Его расстёгнутая куртка болталась поверх алкоголички.
— Разогрев окончен, они убираются. Когда вас ждать? — взволнованно протараторил мужик.
Больше ни минуты ожидания в этом долбанном шатре!
— Прямо сейчас!
***
Мне всегда доставляло удовольствие чуть задержаться в кулисах, смакуя фанатские истерики. Внутренний холод, разрастающийся под кожей на уличном морозе, только добавлял нервов, и вот уже выход на публику становится равноценным прыжку с отвесной скалы. Руки тянет к полу под действием слабости, мышцы не слушаются, а пальцы постыдно трясутся. Но на этот раз ставки были ещё выше — первый концерт после разгромного конфликта, затянувшийся перерыв, разъ*баная репутация и пристальное наблюдение анонима. Он не пропустит этот фестиваль, нет, я уверен. А самозванец заместо Юдина, дрожащий, как лист осиновый, и, на сладкое, скандал с девчонкой, подобранной в пивнушке, были призваны вызвать у Господина преждевременные признаки старения с неизбежным инсультом.
Орги еле успевали вставлять пару слов между оглушительными визгами. Я поправил ушные мониторы и глубоко вздохнул, пытаясь выплеснуть из лёгких щекотливый страх.
Через дырки на джинсах кожу щекотал ледяной воздух.
— …И сегодня! На этой сцене с новым альбомом «Искушение»! Долгожданные! Сумасшедшие! Death! Brea-a-a-ath! — в такие моменты мне начинало казаться, что это кто-то другой.
Другой, совершенно незнакомый мне Леонид Савицкий со стальным характером и невыносимым гонором заставил людей собраться, протащил на телек, радио и бахвалился теперь сбывшейся мечтой, а я — мимо проходивший наблюдатель, вдруг непонятно как забредший в кулисы, смотрел и охреневал… Выглянул одним глазом в утопающий от трепещущих рук зал и с трудом сглотнул слюну в пересохшем рту.
Когда я с круглым, как блин, лицом ходил в музыкалку, в русско-народный хор, мог ли предположить, что спустя десяток лет тысячи девушек будут срывать голосовые связки от восторга увидеть Лёньку из группы ложкарей?
Наверное, меня оглушило криками. На сцене, подсвеченной прожекторами, уже нагнетающе дребезжал по тарелкам Гриша, гитаристы заняли свои места, перекидывая ремни через плечи. Муратов, изучивший по видео манеры Юдина, расхаживал перед барабанной установкой, о чём-то перекрикиваясь в драмером. А мне на крошечную долю секунды показалось, что я е*нулся — притащил зачуханного студента в Москву! Снова нашёл людей, снова запихнул их в студию, уладил всё, что было можно и нельзя ради этого концерта — но я, бл*дь, подделал человеку паспорт! Чтобы не признавать, что я в глубокой заднице! Эта идея могла принадлежать только конченному ублюдку…
Это я тот самый конченный ублюдок, прятался от армии фанатов за куском клеенки, обтягивающей леса сцены, и приходил в шок от масштабов собственного кретинизма. Но раз уж мы благополучно пришил к сегодняшнему дню… Может, я просто гений? Жаль, об этом никто никогда не узнает.
В груди задрожало от басов, заглушивших возгласы. Орги всунули мне в руки отстроенный микрофон. Перепонки уловили плэйбеки первой песни, электрогитары зловеще завизжали, вступая в бой, а вездесущий Гриша, окатил зал, волнующийся в сумерках, раскатом ударов по томам и тарелкам. С зоны звуко- и свето-операторов включились иллюминации, и у подмосток сцены посыпались фонтаны ослепляющих красных искр, вызвавших в толпе изумлённые вопли. В потоке света потерялись соседние сцены, стоящие в глубине поля. В темноте замельтешили толпы, бредущие к нашей основной площадке. Я заворожено наблюдал за «фонтанами», пока ещё, в одиночестве, как за фейерверком в детском парке, и понимал, что испытываю не менее искренне, чем в юношестве, счастье — могу себе позволить в двадцать шесть лет не просто сводить себя на представление, а устроить его во имя своей группы.
Когда Гриша пустил в ход кардан, я поймал взгляд Кисы из далёких соседних кулис и вздрогнул. Она тоже самозабвенно смотрела на иллюминации, подсвечивающие розовым цветом её красивое лицо, и даже теперь поглядывала на меня, ожидая своего выхода.
Мы поместили её во второй блок, поэтому Еве предстояло побыть одной. Кажется, для неё это могло стать испытанием… Особенно после того, как я так и не решился с ней поговорить напоследок. Больше времени, кроме как совместной песни на публику, не оставалось.