Ну на хрен!
— Кхм… Вы должны кое с кем познакомиться, — вальяжно захрипел я. — Вживую! И составить своё впечатление о ней самостоятельно. А не с помощью Господина или дерьможурналиста. Вы знаете, о ком я говорю?
Похоже, коньяк всё-таки присутствовал. Я вспыхнул изнутри, понимая, что сейчас мы будем петь дуэтом. Фанаты заверещали, ближе наваливаясь к сцене, а секьюрити пришлось подпирать их у ограждений.
***
Мисс Кисс одним своим упоминанием вызывала диссонанс у публики. Откуда-то, как черви, повылазили подбуханные парни и дядьки, расталкивая девок, а те им мало уступали. Стали агрессивно махаться когтистыми ручонками, сопротивляясь вынужденным перемещениям. Суки! Где были их красные рожи, когда я пел первый блок? Неужели, я их не заметил… В океане людишек поднялся столп неразборчивого ора, от которого по разгорячённой спине скользнул холод.
Я опасался, что они освистают Еву и устроят ей публичное гонение с самой крупной сцены Москвы. Даже пара мелких сошек, рыгающих из толпы, были способны устроить потасовку, и тогда мне, как продюсеру, действительно придётся раскошелиться на психолога. Желательно, оптом.
Фанаты продолжали надрываться. Слившийся воедино голос, больше отдающий мужскими громогласными басами, взлетел в воздух над сценой, а я никак не мог разобрать, что, кроме псевдонима, они кричали…
— МИСС КИСС …! МИСС… КИ… ОДИ!!! …ОДИ!!!
Выходи? Уходи? Твою мать, да что они устроили…
Не подавая виду, что я не понимаю, о чём толпа отчаянно взрывается, я оставил на полу термос и медленно вышел к центру сцены. Андрюха облокотился ногой об один из мониторов и принялся позировать беснующимся фанатам — или фотографам, пока его левая рука странным образом зажимала струны над грифом. Не под, как играют адекватные люди, а над — он был тоже немного шоумен. Голые басы дребезжали из колонок, словно неподалёку действовал военный полигон.
Значит, басист тоже не понимал, что происходит, развлекая толпу пантомимами. Дрон не выпускал из рук бутылку с водой, как спасительную соломинку, вдумчиво рассматривая людишек и не решаясь кокетничать с бушующей публикой. А Гриша привстал из-за установки, размахивая кулаком с барабанными палками, собираясь запульнуть их подальше. За поясом спортивок, за спиной у него торчали ещё несколько пар. В чувствах они периодически улетали и даже ломались. И вот, вдоволь раздразнив толпу, драмер взял по палке в каждую руку и захреначил в противоположные стороны.
Поверх резвого скандирования резанул отчаянный писк. Кто-то урвал себе подарок на память, но вокруг канувшей в стадо фигуры образовалась волна жадных рук.
Я пересёкся взглядами с Муратовым, вставляющим короткие визжащие ремарки на гитаре. Он вальяжно разгуливал кругами, когда мы встретились, и его брови многозначно приподнялись из-под маски. Думаю, он бы поделился умными мыслями, если не зашитый рот… Чёрт!
Хоть кто-нибудь разобрал, что происходит?
— Следующая песня — сингл снёсший все чарты! — расслабленно заговорил я в микрофон, всё ещё наблюдая за странной реакцией зала.
Раздавались настолько истошные крики, что было трудно отличить восторг от презрения… Их настроения были на грани безумия.
— Сингл… «ОБРАТНО-О-О»! — мне не хотелось заглядывать за кулисы, поэтому я лишь краем глаза проследил, как Никольская начала выходить.
Как только из-за кулис показался один её зашнурованный до колен ботинок, в груди заклокотало от истерической дрожи. Я сам не понимал, почему так парился из-за дрянной девчонки, что целый месяц всячески поганила нам запись. Ей уже случилось разок опозориться… Ну, наревелась, утёрла свой сопливый нос — Вселенная от этого не обрушилась.
Но я нервничал так, как никогда не трясся за себя самого. Внутренности чуть не скрутило в узел, пока я продолжил стоять перед орущим залом с видом надменного ублюдка. Это всё из-за анонима, я уверен! Мне стоило колоссальных усилий, чтобы не взлететь к крыше от одинокого гитарного перебора, растёкшегося из колонок по всей улице. Гриша зацокал по хай-хэту, задав ритм Муратову, и поддельный Ваня впервые подошёл к краю сцены, наклонившись вместе с гитарой к публике. Те были без ума от такого финта…
Даже если бы я захотел теперь дёрнуться — упал бы замертво.
— Я не вывожу после бессонной ночи, — хрипло вступила Ева своим потрясающим, мясным голосом где-то позади.
— Эта детка запивала водкой
невыносимую горечь! — и подкралась ко мне.
Сердцебиение слышалось громче, чем общий канал в ушных мониторах.
— Хватит говорить, хватит-хватит, что я ужасная дочка!
Меня хранит не ваша доброта… — чтобы услышать её пробирающий шёпот, большинство разинувших рот людишек заткнулось.
— А ОСТРАЯ-Я-Я ЗАТО-ОЧКА!
Стоило Кисе надрывно заскримить поверх вырвавшихся из толпы душераздирающих криков, я оторопело обернулся на жестикулирующую девчонку, расположившуюся прямо возле меня. Инструменты разразились в интро, как рокочущий гром, по оживлённому полю.
Я окатил Еву жадным взглядом с ног до головы, постепенно отходя от потрясения. Её ждали на сцене за тем же — растащить девчонку по кусочкам на воспоминания в каждую треклятую черепную коробку. На выход Никольской были готовы публично дрочить, и это стало для меня ошеломляющим открытием…
Она приступила к сольному припеву, хорошо работая лицом в зал. Выглядела просто сногсшибательно. Думаю, и я ничего.
— Забудь мои глаза и не вспоминай,
Кем мы были прежде — не дыши на ладан!
Я не стану падать ниже этих драм,
Не приду к дверям, не попрошусь обратно!
Я подпевал одними губами, неотрывно разглядывая блестящие локоны девчонки, сексуально ниспадающие поверх кожаной куртки. А зал орал хором, не уступая по громкости звуку из колонок. Наизусть.
Это было просто крышесносно и стало настоящим облегчением!
К своей партии я подошёл хладнокровно, сумев совладать с пульсом и бесконтрольной тягой ловить каждое слово, срывающееся с рта Никольской, взглядом. Теперь смотрела она.
А я надменно захрипел в микрофон.
— Мне совсем не жаль оставить наши встречи в прошлом,
Жёстче, чем деткор,
Только та пощечина!
Сколько можно говорить? Да, я ШУТ БЕЗБОЖНЫЙ!
И не нужно ЛЕЧИТЬ то,
Что проБУДИЛ НАРО-ОЧНО!
На сцену, засиявшую новыми всплесками искр, резво выбежали танцовщицы. Гитаристы бешено запрыгали по подмосткам, а мы с Евой запели припев вдвоём, кивая бошками.
Это происходило с нами бессчётное количество раз в коттедже на репетициях, но исполнять на публику песню вместе с ней показалось мне интимнее, чем целоваться бухими в бассейне… Два наших голоса тепло зазвучали в унисон, пока гитары боем закромсали припев на щепки.
— ЗАБУДЬ МОИ ГЛАЗА И НЕ ВСПОМИНАЙ,
КЕМ МЫ БЫЛИ ПРЕЖДЕ — НЕ ДЫШИ НА ЛАДАН!
Я НЕ СТАНУ ПАДАТЬ НИЖЕ ЭТИХ ДРАМ,
НЕ ПРИДУ К ДВЕРЯМ, НЕ ПОПРОШУСЬ ОБРАТНО!
Никольская вкрадчиво сжала меня горячей ладонью за плечо, когда мы пошли рычать припев второму кругу. Из-за этого несвоевременного, продолжительного жеста перехватило дыхание, и я не смог надстроить второй голос. Вовремя ушёл вниз вместе с ней, не решившись больше посмотреть в сторону вовсю отрывающейся девчонки.
Зато глядел в озверевший зал. Все они внизу — скакали, как чертята, махали руками и снимали нас с ослепительными вспышками.
Я, завороженный успехом, превзошедшим все мои ожидания, даже не успел понять, как закончилась песня.
И тогда тысячи зрителей принялись скандировать то, от чего у меня сердце застучало в горле и болезненно стиснулись челюсти.
— ПООО-ЦЕЕЕЕ-ЛУУУУЙ!
***
— ПО-ЦЕ-ЛУЙ! ПО-ЦЕ-ЛУЙ! ПО-ЦЕ-ЛУУУУЙ! — оголтело требовали людишки. — ГОС-ПО-ДИН! ГОС-ПО-ДИН!
— МИСС! КИСС! МИСС! КИСС! — визжали они наперебой.
Фанатки, молодые девчонки, мечтающие меня соблазнить — вы что, грёбанные куколды? Что за неадекватная тяга перечеркнуть холостяцкий статус кумира на ваших же глазах?