Твою ма-а-ать… А-а-а-а-а!!!
— А что ты предлагаешь?
Я, едва дыша, осмотрел всё наше сборище, столпившееся в ночи между двух громадных открытых автобусов. Дорога была совсем пуста.
— Я обидел Ваню. Очень серьёзно. Я сейчас напишу ему, потому что он не хочет принимать звонки.
Я надеялся, что это было так. И не имел понятия, чем он развлекал себя ночью на морозе в одной кофте.
К нашему собранию присоединилась Никольская, с головой замотанная в одеяло. Она остановилась поодаль от остальных, одарив меня упрекающим взглядом.
— Мы дадим ему время, хорошо? Он мог далеко уйти, поэтому будем стоять здесь и ждать. До четырёх часов. Он вернётся, — хрипло бросил я.
— Гарантируешь?
Гриша озлобленно осмотрел меня от ботинок до капюшона. Обсуждали меня за спиной, я знал. Но отвечать не стал.
Ну вот, а Ванька переживал, что его здесь недолюбливают.
— Мы не успеем, — пожал плечами Юрген. — Ждать — нет времени.
— Я знаю. Поэтому мы будем ждать здесь, а вы езжайте вперёд, разгружайтесь. Садись с операторами в автобус, — и танцовщицами. Ты же так хотел. — Настройте всё чисто на свой слух. Мы приедем к началу концерта.
Наверное…
Я облажался! И должен был вернуть Муратова обратно!
Сцен-работники зашли в свой автобус. Мы попрощались с Юргеном, проследили, как музыкальный караван тронулся с обочины, ускорившись по пустой дороге с треском льда и щебени, и ещё немного покурили на улице.
Это единственное, что оставалось в качестве развлечения без Муратова.
Скрепя сердце, я стоял на морозе и строчил ему.
Возвращайся, мужик…
Долго размышлял над сообщением, как показать ему, что я не враг.
Уже сегодня вечером будет концерт. Это то, что нужно, чтобы забыться, клянусь. Я знаю, какого это. Работа — лучшее средство от отношений. Здесь все…
Чёрт возьми, да, я писал это ему.
Волнуются за тебя и ждут обратно. У Никольской вообще была истерика, команда лишилась важного участника.
Стоим у той же заправки до 04:00. Возвращайся, пока не разрядился телефон.
Я мог бы даже выслушать тебя. Всё, что накипело… Если захочешь, Лёш.
Не сдвинемся с места до четырёх. Надеюсь, ты уже идёшь обратно?
Я атаковал его сообщениями, накидывая их дрожащими пальцами и жадно докуривая пачку.
Пока не решился позвонить.
— Абонент недоступен.
37. Беглец
Недосып начал проявляться чернотой под глазами. Совсем не спалось.
Я сидел на койке, прислонившись головой к стенке в полудрёме, проваливаясь лишь в тревогу. Тут же боязно открывал глаза, чтобы проверить время. От тишины в салоне заглушенного автобуса стоял гул. В один момент даже с заправки приходили спрашивать, всё ли у нас нормально, стучали водителю в окно. Он, как и я, перепугался, дёрнувшись с разложенного кресла.
Парни всё же не теряли надежды выспаться. Продрогшая Ева пряталась под двумя одеялами — Гриша отдал ей своё, а сам нацепил две кофты и почти бесшумно сопел на соседней койке.
Я всё ещё пребывал в прострации от слов Никольской. Невольно прокручивал, не находя сил прекратить: «Я думала, ты поймёшь… И не захочешь, чтобы меня имели другие мужчины»! «Я думала, ты поймёшь»… Эти её тупые предъявы… Хах!
И смешно, и грустно.
Неужели Ева возомнила, что способна меня спровоцировать на ревность? Надеюсь, она заметила, что у неё не вышло. Если бы Господин поддался, осознал, что она такая вся «неповторимая и единственная», какой себя считает, и предложил остаться… Никольская бы не разочаровывалась в собственных способностях обольщения. А что же ещё она сегодня испытала, пристально глядя мне в глаза? Точно, личное поражение.
Мне однозначно не были по вкусу её манипуляции. Но пока я ещё считал себя вышедшим из этой ситуации победителем, дышать было как-то проще.
И вдруг я ощутил, как похолодели лицо и конечности. Кровь отлила от головы, стало потряхивать, словно из-за острого недосыпа, когда я зашёл в своих размышлениях дальше. А зачем ей было нужно выводить меня на ревность?
Ради того, чтобы зацепиться за место? Всё ради карьеры? А может, чисто по-человечески её можно понять… Я ведь ей сказал, что больше мы спать не будем. А с тем е*арем пришлось бы. Да, я не сильно отличался от него методами работы, но ведь Еве здесь точно было лучше. Не такой уж Господин и тиран, как описывали меня бывшие участники. Вот она и старалась всеми силами здесь удержаться.
Никаких… Чувств. Никаких. Совершенно.
От этой догадки я не удержал жалобного взгляда в её сторону. Девчонка, рассыпав волосы по подушке, свисающие к полу, тихонько дышала под грудой одеял.
Если бы я знал, что всё это время Ева пряталась за перегородкой у кабины водителя, наверное, не стал бы стебаться над Муратовым. Я хотел испортить всё по-тихому, без лишних ушей — одной бабой в его жизни больше, одной меньше… Но если сейчас Лёша вернётся, то что же… На Никольскую переключится? Дружба сексу не мешает? Если бы я расстался в данный момент с девушкой, то так бы и поступил на его месте.
Болезненный пульс раздался у меня в горле, и я, не выдержав, замотал головой. А не вернётся — надежды на удачный тур и свободную жизнь можно засунуть в анальное отверстие. Тогда меня ждёт тюремной срок в придачу с вечным клеймом долб*еба.
Но меня бесят их… Любые! Любые отношения… На работе! Я в очке. Вне зависимости от обстоятельств я в очке!
За эту ночь к никотину выработалось отвращение. И ничего съедобного не хотелось брать в рот — разве что яду. Встав прямо в одеяле, я, никого не будя, подошёл к двери и нажал на кнопку. Та зашипела, словно нехотя выпуская на улицу тепло, и отъехала.
Снаружи — холод собачий. Из-за чёрного леса жутко разило фантазиями о дикий зверях. И самое дерьмовое, что через шестнадцать минут должен был зазвенеть будильник у водителя. Тогда мы оставим Муратова мёрзнуть на улице, отправившись в Рязань вместе с его вещами.
Надеюсь, ты в порядке, парень…
Лишённый всякой надежды я пошёл по обочине в ту сторону, куда убежал Лёша. Недалеко. Остановился там, где ещё немного хватало света с заправки, и закусал растрескавшиеся губы до солоноватого привкуса. Интересно, а какой срок дают за подстрекательство?
Морщась от пронизывающего ветра, я извлёк из кармана спортивок телефон и достал руку из-под одеяла. В браузере вбил: «Статья за подстрекательство».
Но бесконечно крутящийся кружок посреди белого экрана быстро меня утомил. Связь работала с перебоями. Интересно, может, у Муратова не ловило, когда я звонил?
Я устало вздохнул, выпуская облако тёплого дыхания в клочок пространства, освещённый ярким светом телефона. Без энтузиазма начал снова ему звонить.
Он так много торчал в мобильнике, когда мы были ещё в пути… Гудков нет.
— Абонент недоступен.
Ясно. Скинув машинный голос, от леденящей безнадёжности я уставился в полотно нескончаемых уведомлений. Может, он отвечал?..
Фанаты, фанаты, фанаты, хэйтеры, много хэйтеров. Видео, голосовые, полотна восторгов и высера — вечер прошёл впустую. Теперь их сообщениям было суждено остаться навечно непрочитанными. И чат с Муратовым по-прежнему был без изменений. Я кисло улыбнулся. На морозе кожа натянулась, потрескалась сильнее и заныла, пропуская каплю крови.
Надежда всё-таки умерла последней.
Я, не сопротивляясь больше гложущим меня совести и панике, бездумно листанул вниз бескрайнего столбика уведомлений.
И уцепился взглядом за уже несвежее личное сообщение от журналиста.
Оно следовало сразу после его совета подыскать психиатра. Когда я вспомнил тот день, встрепенулся от ужаса…
20:17 Аноним
Господин, а вы, случайно, не «голубых кровей»?:)
Я ожидал большего;(И твои фанаты, кстати, тоже. Нехорошо получилось, что будем делать?
Пошёл ты!
В лёгких воздух смешался с ядовитым, обжигающим бессилием. Когда всё придастся огласке, журналист сотрёт меня в прах. И кажется, это будет справедливо.
А шутки у него… Бородатые, наверняка, как и он сам. Так уже не прикалываются лет десять.