— М? Чего вы заткнулись?
— Сука! Да у тебя телефон новый! Ты прикалываешься?! Конечно, у тебя там ничего не будет! И какой дебил станет хранить переписку, если шифруется?
— Не знаю. Может, среди вас такой есть!
Я блуждал взглядом по каждому, чтобы хоть одного уличить в нервяке. Видимо, отменные собрались актёры, все тряслись от злобы за свою правду. Но телефоны показывать не торопились.
— Откуда вообще мысли: «хранить переписку»? — неожиданно вскипел Андрюха на звукаря. — Уже успел удалить?
— А… Вот как! Ты решил против своих же пойти? Жопу свою спасаешь?
Мне становилось трудно дышать в компании этих людей.
— Бля, да с чего вы вообще начали думать, что крыса в группе? Мы что, одни здесь? Это могли подбросить сцен-работники! — Гриша спрятал своё унылое лицо за татуированными ладонями.
Ну надо же, какое актёрское мастерство!
Теперь была моя очередь сыпать аргументами. Еле встрял в этот набирающий обороты срач. Парни позатыкались.
— Я сопоставлял наши походы на интервью! Просил у оргов списки участников. И знаете что? От мероприятия к мероприятию повторяются только наши с вами фамилии! Удивительно, правда? Сцен-работников тогда ещё в помине не было, когда начала литься грязь на наши с Никольской головы!
— Всё проплачено! — тут же отозвался Юра. — Где гарантии, что орги не смолчали? Если аноним отчисляет им процент, например?
Я тоже об этом думал, да! Но с чего процент? Что-то не видно в говно-блоге рекламы хотя бы туалетной бумаги!
Я обречённо вздохнул.
— Тогда… какого хрена в наших номерах стояли скрытые камеры? Вы мне можете объяснить? Ты мне можешь объяснить, Андрей? — я вцепился уничижительным взглядом в басиста, тревожно натирающего свою бородку. — Как такое возможно, что кроме меня и Вани в номер Евы заходил только ты! Мы просмотрели записи с камер в коридоре! А теперь, оказывается, в твоей сумке находится этот чехол… Я тебе что, болван безмозглый? Не видеть очевидного?
Он заткнулся. Надул щёки, нахмурил брови, уткнувшись в пол. Глаза его приобретали всё большее разочарование. Как и мои.
— Ясно, дружище… Я никогда не думал, что ты окажешься… таким говном.
Что ж. Это был обоюдный удар под дых. Я в голос вздохнул и вскарабкался на Андрея тяжёлым взглядом. Он твердит: «не я», но всё говорит об обратном!
— Я не хочу утверждать, не зная на сто процентов…
— Но ты утверждаешь!
— Нет! Не знаю я! Но даже если это ты, то не один! Вас должно быть несколько, — выпалил я, продолжая наблюдать, как басист неудовлетворённо мотает головой. Больше не было у меня друга. — Плевать мне! Ясно? Плевать, кто это делает, я всё решил! Финальный концерт тура в Москве будет для вас последним. Я распускаю группу!
54. Господни пути
Он добился, чего хотел.
Журналист разрушил Death Breath. И случилось это, какая жалость, не в финале тура, а ещё задолго до его начала. В тот момент, когда аноним заимел уши и глаза в группе. Инкогнито, властвуя над нашей личной жизнью, заведомо организовал мне поводы для сомнений. Я и подумать не мог, что когда-нибудь так нелепо и стремительно растеряю всё то, на что ушли годы душевных и физических мытарств.
В груди у меня, выходящего на сцену с широченной улыбкой, зияла внушительная пробоина.
— DEATH! BREATH! DEATH! BREATH! DEATH! BREATH! И-и-и-и-и-и-и-и-и, — раздался оглушительный писк.
— Привет, москвичи! Давно не видели-и-и-и-ись! — я зарычал в микрофон, перекрикивая зал. — ПОГНАЛИ РАЗДАВАТЬ МЯСО-О-О!!!
Контрольное московское шоу в гигантском списке городов. Завершающее и обесценивающее. Могильный крест на Death Breath! А ведь я пошёл на преступление, чтобы удержать хотя бы то, что осталось…
Ничего не подозревающая публика сияла от счастья и тонны мелькающего света. Очередной sold out и очередная предательская ложь в гримёрке! Подумать только, Господин!.. Кто-то из них все эти месяцы наёбывал тебя на дружбу и деньги. Улыбался с фотографий и видео, ел с тобой из одной посуды, объездил всю страну, чтобы лишить тебя искупления от одиночества!
Музыка была моей единственной возможностью существовать, отдушиной с тех пор, как я ушёл из дома. Ни на секунду я не останавливался, чтобы обернуться назад и пожалеть. Я достиг вершины, утешаясь собственным величием, и вот… сегодня предстояло добровольно признаться. Я не справился с этой ношей.
Господин впустил в «родной дом» стукача.
— А сейчас мы исполним для вас, — в последний грёбаный раз, как и любую другую песню в сет-листе! — «СГОРЕ-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТЬ»! РА-А-АУ!
«Мы». Больше никогда я не назову это слово применительно к куче паршивых предателей!
Мне было непередаваемо жаль! До тошноты! Но я не детектор лжи, чтобы просканировать их бошки и оставить только невиновных… И каждый! Каждый перед концертом счёл нужным подойти ко мне. Гриша! Дрон! Юра! Андрей! Они убеждали меня со всей мочи, что они не продавали нас с Евой журналисту… Если бы только это была правда!
Я взмолился взглядом к вентиляции в потолке клуба. Жаром от толпы обдавало лицо, хотя шоу только начиналось. Я весь пылал от несправедливости, измывающейся над ломящими рёбрами. В зале загремели барабаны, оплетающиеся хмурым гитарным мотивом. Ритм-гитара начала заколачивать в пространство квинты, и я включился следом с бас-линией.
— Как долго ещё скорбеть
По упущенным дням?
Они давно превратились в года,
А реальность мне колит глаза!
Как долго ещё жалеть,
Приходить в себя?
Когда между нами витает обман,
А дружбы подделка учиняет тебе скандал!
Художественный образ вышел из-под контроля.
Мне было что вложить в эти слова. На пепелище надежд о слаженном коллективе ещё теплилась досада. Я расщепил её до атомов, облагорожено лая и ревя в мембрану микрофона.
— Гордыня твой враг!
Твой опрометчивый шаг!
Справедливости крах —
Сгораешь ты заживо!
Гордыня твой враг!
Твой опрометчивый шаг!
Справедливости крах —
Попытки все СОЖЖЕНЫ!
Зато впервые за эти годы я не испытывал собачьего страха: просто знал наперёд, чем скоротать время после распада DB.
Муратов и Никольская. Коллектив ухнул ко дну, да. Но у меня всё ещё были эти двое.
— Изводишься! Возводишь храмы честности!
Прожигаешь время, ухватиться не за что!
Я собирался объявить новость о прекращении деятельности группы в конце сегодняшнего вечера. Уйти под протестующие вопли, терпеливо выслушав всё то непотребство, что может источать рассерженная толпа. Не хотелось, как с какой-то тупой девкой, расставаться с фанатами по телефону. В отличие от анонима, я имел смелость заявить людям в глаза нечто неприятное, не скрываясь за серым обезличенным аватаром.
Но перед этим публику ждало феерическое шоу.
Во что бы то ни стало я наслаждался. Выворачивал своё нутро наизнанку, выстеливал послушным голосом то, о чём страдал последние полгода. Дрон размахивал чёлкой, словно маятником, ударяя по дребезжащим металлическим струнам. Его тёзка извлекал на толстенном грифе глубокие, сотрясающие пространство репризы, добираясь до самых кишок. Внутренности вибрировали от качественной жести, приправленной верещащими соляками Муратова. Гриша надрывался над установкой, словно насмерть. В противоположной стороне от сцены, облепленной людьми, в темноте за киловаттами звука восседал Юрген. За исключением недомолвок и отсутствия гарантий в его невиновности, я считал его годным звукорежиссёром. Мы с парнями сыгрались.
И этого будет очень. Очень не хватать…
Мои внутренние сокрушения, упрятанные за солнцезащитные очки, что я сорвал в конце блока, явно подметила Киса. Сегодня она облачилась в чёрное платье с юбкой, как у школьницы, поверх сверкала кожаная портупея, обнимающая её грудь, голую шею и шёлковые плечи. Волны русых волос приподнимались над лицом в высоко собранных хлёстких хвостах с кошачьими ушами, какие рисуют девчонкам в аниме-мультиках. Я продолжал настаивать на приличном уровне декольте, поэтому Никольская изощрялась с опошляющими аксессуарами.