То, сколько раз она появлялась на людях в платье, можно было сосчитать на пальцах одной руки. Поэтому при виде Евы, ожидающей выхода, я задержался пристальным взглядом в кулисах. Залюбовался её женственным внешним видом, пока ещё мог не делить внимание девчонки с фанатами.
Она приободряюще мне подмигнула, кусая малиновые блестящие губы.
А я невольно вспомнил, как не смог их коснуться прилюдно на фестивале, и тревожно сглотнул слюну. Позорище… От зашкаливающей температуры тела, подбивающей меня шумно и часто дышать, в организме сделалось щекотливо. Я был весь на пределе.
Господни пути неисповедимы, но Господин уже всё спланировал. Сегодня я намеревался реабилитироваться. Это был последний шанс испытать себя и Никольскую.
Я же обещал затаскать её по интервью!
— Следующая песня… — прерываясь на томное дыхание в микрофон, я рассчитывал повысить ценз мероприятия. Судя по исступлённым сверкающим глазам внизу сцены, успешно. — Та, что благодаря вашим прослушиваниям… стала хитом…
Истерика начала сгущаться в тонкий нарастающий писк, похожий на приближающийся пчелиный рой.
— И для этого… я хочу позвать на сцену… — зажав в кулаке включённый микрофон, я уцепил край влажной футболки, прошуршавшей в колонках, и стащил с себя под распаляющиеся женские визги.
Швырнул в зал на мгновенное растерзание, чтобы ни в коем случае не воспользоваться ей, как курткой на фестивале.
От того, что застряло в моём горле, я испытывал одновременно подстёгивающий трепет и сковывающий голос ужас. Но, кажется, я настолько свихнулся, что умудрился расшифровать последний озадаченный взгляд Никольской и не передумать.
Она с каждой секундой почему-то всё больше бледнела.
— МИСС! КИСС! МИСС! КИСС! МИСС! КИСС! — раздался гомон в зале.
— Да, вы правы… Я хочу позвать на сцену свою девушку!
55. Сбегающая крыса
Всё ещё с приплясывающим аритмию сердцем в груди я пялился в потолок шумной гримёрки. Развалился на диване, пытаясь прикрыть дрожащие веки. Стоило оторваться от реальности, и изображение перед глазами срывалось с места, кружа мою шальную голову.
Я подхватываю Никольскую за бёдра, вынуждая её оторвать стройные ноги от сцены и обхватить меня за таз. Держу девчонку, крепко обнимая и приглаживая задравшуюся юбку на заднице. Без раздумий дотягиваюсь до трепещущих губ, зажмурив глаза. В зале раздаётся шквал крика, а последнее, что я вижу на её сияющем ядовито-зелёным светом софитов лице — искренний испуг. Как у меня на фестивале?.. Киса вонзается наточенными ногтями в мою голую спину, исходясь напряжением, но целуется мягко, послушно. Рот обволакивает тепло. Она отчаянно соглашается губами на публичные нежности, а сама старается скрыть, как от чего-то нездорово стенает её сердце. Почему?..
Ева переодевалась в соседней гримёрке. Наблюдая, как полураздетые парни оттираются от грима в последний раз, я продолжал обессиленно лежать и прокручивать момент моего объявления.
Я хочу позвать на сцену свою девушку.
Теперь все узнали, даже она: Мисс Кисс принадлежит Господину. Ради этого я оказался готов похерить свой холостяцкий статус, свободу, предрассудки с поцелуями и спокойствие. Хотя… после новости о распаде Death Breath мне и так не светило отмалчиваться. Нас еле отпустили за кулисы. Пара песен на бис и прощальная речь на видео, конечно, не спасли ситуацию. Реклама нового альбома Мисс Кисс, над которым я планировал с ней работать, тоже. Фанаты продолжали галдеть, докрикиваясь до этого укромного помещения. Но я, может, не осознал ещё, что группе крышка. Беспокоился только о том, почему Ева так отстранённо воспринимала мои знаки внимания. Между нами сложились… отношения. Этим словом нормальные люди называли то, что я подразумевал когда-то между собой и Машей, пока сука мне не изменила. Я так дрожал перед тем, чтобы не вляпаться снова… Облажаться на глазах у стольких наблюдателей, под прицелом камер было бы наихудшим финалом моей скончавшейся веры в лучшее.
Единственное объяснение, к которому я из раза в раз возвращался: девчонка, как и я, чуралась отношений. Сама ведь встречалась только с богатеньким дедулей, распускающим кулаки. Из нас двоих ей удалось попасть в более затруднительное положение. С таким горьким опытом можно было стать лесбиянкой, поэтому мне стоило просто поднабраться терпения и продолжать завоёвывать доверие Евы. Так я думал…
Правда, не совсем понимал. Стоило ли продолжать в том же духе…
— Я пошёл, — холодно объявил Гриша и прискорбно стянул с мокрой головы свою любимую оранжевую шапку. — Было… приятно с вами сотрудничать. Неприятно тоже было. Мне очень жаль…
Не ожидая, что прощание так скоро наступит, я недоумённо оторвался от спинки дивана и собственных мыслей. Барабанщик успел забрать из автобуса свои сумки, рюкзак, суетно нагружаясь вещами. Из бокового кармана торчало несколько пар сколотых палок. Судя по выражению его лица, одну из них Гриша словно уносил в собственной проткнутой груди. Красочный и татуированный, вечно улыбающийся драмер выглядел убитым. Впервые.
Обошёл по очереди Юргена, Андрея и Дрона. Муратова, молчаливо высиживающего на другом конце дивана. Пожал всем руки и задержался возле меня, сжавшего до боли челюсти.
— Когда узнаешь, кто был предателем… если захочешь собраться снова, я был бы не против, — с трудом вымолвил он. Я, смятенный, приподнялся с дивана. — После нормальных извинений, конечно… Но, боюсь, ты, чел, на них не способен.
Вот как?
Гриша не сказал больше ни слова. И слушать не стал то, что почти сорвалось с моего искривившегося рта. Вышел из гримёрки, таким смазанным прощанием завершив своё пребывание в группе.
Я испытал облегчение, провозгласив на глазах у преданных фанатов о распаде, а теперь сожалеюще смотрел на захлопнутую барабанщиком дверь. Не ожидал, что испытаю такую неподъёмную тяжесть в груди.
После его ухода шелест последних сборов в гримёрке будто стал более досадливым. Я искусывал кожу щёк, лупя взглядом в пол, когда раздался второй голос.
— Так-то я тоже хотел продолжать с вами играть! Было круто! Но вся эта маза со сплетнями и поиском виноватых достала… — одним лишь взглядом я переметнулся на ноющего Дрона, застёгивающего молнию на дорожной сумке.
Он обидчиво надул губы, смотря мне с укором прямо в глаза.
Теперь-то я мог признать спустя полгода и хотя бы перед собой, что ритм-гитарист, похожий на подростка из две тысячи седьмого, играл филигранно. Не знаю, где можно найти такого же.
— Но назад меня не зови! Я ухожу в «Инферно», — перерубил он.
Мой рот невольно открылся, а брови приподнялись, пока я наблюдал, как челкастый покидает гримёрку вслед за своим другом. Гитарист уходил к нашим конкурентам…
К нашим? Серьёзно? Нас больше не существует!
Неужели Дрон думал, что в «Инферно» лучше? Журналист и до Санька, солиста, однажды добрался. У анонима явно были свои засланные проплаченные люди во многих коллективах. Хотя… столько жести, сколько всплыло о нас, не публиковалось больше ни о ком. Может, он был невиновен и уходил на место предателя, вытуренного из группы?.. Чёрт!
Я и за уход Дрона испытывал дикое сожаление. Вздрогнул от хлопка двери, в голос откашлявшись, и невольно попал взглядом на Юргена, сматывающего свои личные кабели в сумку возле чёрного окна.
Ну… Уходи и ты следующий. Чего тянуть?
— Что ты на меня смотришь? Тут без комментариев! — язвительно бросил звукарь, явно поднакопив для меня пару ласковых. — А знаете что? — зашёлся он, оторвавшись от сумки. Распрямился, надвигаясь в сторону меня и Муратова. — Я из-за вас перенёс людей, выслушал столько говна! Ради чего? Чтобы… чтобы Господин, блядь, мог поцеловать тёлку и объявить, что группа распалась? Да чтоб я ещё хоть раз с тобой связался! — его дрожащие пальцы, скрючившиеся в хилый кулак, закончили свой путь прямо у моего окаменевшего лица.
Я выглянул исподлобья поверх кулака в синие от ярости глаза и смолчал.
— Ты придурок, Господин! И не благодари… Больше тебе никто об этом не скажет!