Свежевыкрашенный белобрысый Юрген истерично вернулся к сумке, торопясь пропихнуть поверх своих пожитков провода. Схватился за телефон с загоревшимся экраном и приложил к уху.
— Где, блядь, такси моё? Я опаздываю на рейс в Питер! — он завёлся не на шутку, выплёскивая желчь на звонящего.
Затем, проигнорировав меня и Лёху, подошёл к Андрею, всё это время натирающему салфетками лицо возле зеркала, уныло похлопал его по плечу и устремился на выход.
— Счастливо оставаться!
Я не смог проводить его взглядом. Уставился на Лёшу, уже хронически терзающего нижнюю губу по любому поводу, и перевёл дух. С нами в гримёрке остался только Андрей. Похоже, мне нужно было готовиться и к его прощальной речи…
Басист не очень добросовестно тёр лицо салфетками, оставляя на коже чёрные разводы. С подведёнными глазами и бородкой он был похож на какого-нибудь египетского фараона. Свою басуху зажимал ногами, будто боясь бросить её без присмотра среди чужаков. Я заглядывал в его пустые глаза сквозь отражение в зеркале и с ускоряющимся пульсом ожидал вердикта.
— Ты уходишь? — раздался вдруг привычный бас.
Я поджал рот, наблюдая, как Андрей медленно и злобно обернулся к Лёше.
— Издеваешься? Молчал бы лучше!
Басист продолжил хреново мыть лицо, вернувшись к отражению.
Я мог понять, почему парни рычали на Муратова. Но от Андрея, участвующего в нашем заговоре, это было сродни предательству.
— Эй, говори со мной. Он-то что тебе сделал? — его рука замерла у щеки.
Салфетка отправилась на тумбочку, а потерявший терпение басист вскочил со стула.
— Мне? Ничего… Не понимаю, чтоонсделал для тебя, что ты возвёл его в разряд лучших друзей! Притворился известным за деньги?
Ни хрена себе… Мы с Муратовым оба поднялись с дивана.
— Я всего лишь уверен, что он не предатель! Этого достаточно, чтобы я нормально к нему относился!
— А я? Я, по-твоему, предатель?! Во мне уверенности нет?! Этояс тобой эту группу собирал! Яс тобой переживал её падение и искал способ подняться! Но ты даже не спросил, хотят ли парни расходиться! Хочу ли этого я?!
Каждым словом Андрюха будто заколачивал болты в мои перепонки. Воззывал к утраченному доверию и будто бы даже успешно.
— У тебя есть подозрения, кто это делал? — холодно возник Лёша.
— Точно не эти люди! — взревел Андрей. — Не я! Не ты! Не Господин! Никто из нас! Я не знаю, кто это делает!
Он надрывался до вздувшихся на висках вен, и я поверил. Стыдливо свёл брови, стиснул зубы, выслушивая мужскую истерику, к которой я его сподвиг.
Значит, не басист нас сливал. Но с таким простодушным подходом, как у него, можно было продолжать играть бок о бок с крысой! Не он предатель, так кто-то другой…
— Андрей… оставайся, — проронил я, испытав прилив облегчения. — Тебе мы рады, правда. Оставайся, дружище.
Я протянул ему руку, ожидая, что басист её пожмёт.
Мне предстояло продюсировать два альбома: для Муратова и Евы, а от его помощи я бы не отказался.
Андрей внимательно рассмотрел мою ладонь и поднял уже совсем недобрый чёрный взгляд, не предвещающий ничего хорошего.
— Нет! — вдруг выпалил басист. — Хочешь, чтобы я писал партии для девчонки?.. Я никогда не забуду, как ты предал нас ради… ради какой-то певички из бара! Ради эскортницы, с которой спишь! Как ты вообще позволил ей себя охмурить, грёбаный ты Господин?! Если бы я знал, что всё так обернётся, никогда бы не повёл тебя в «Подвал»!
На мгновение его слова прогремели в моей погорячевшей голове. Лицо онемело, но ладони сомкнулись в кулаки, чтобы измарать морду басиста в фарш.
Я ожесточённо двинулся в сторону тут же обделавшегося басиста, как вдруг ощутил, что чужие руки придавили мои к торсу мёртвой хваткой.
— Сука, Ваня! Пусти меня! — я завился в его долбанных объятиях, словно уж, с горечью наблюдая сбегающего из гримёрки Андрея. — Пусти! Я порву эту крысу!..
Часть 3. Глава 56. Правда
Я никогда не забуду, как ты предал нас ради какой-то певички из бара! Ради эскортницы, с которой спишь!
М-да. Я выдохнул серый дым, растворяющийся в воздухе между крупных хлопьев. С незастеклённого балкона открывался вид на один из спальных районов Москвы. На подоконниках осаждался налёт снега, а где-то внизу дворовая мокрая дорога блестела под фонарями. Метель вихрилась в их жёлтом свете, пока заканчивалась моя горькая сигарета. Щёки и шею кусал мороз, но обратно я не спешил. Подглядывал в загорающиеся окна многоэтажек, прячась за воротник куртки. И что это за тяга такая? Любопытно, как живут другие?.. Одному мудаку тоже было любопытно. И вот уже четыре месяца он не выпускал сенсации.
Четыре месяца без Death Breath.
Без шутника-басиста, обидчивого гитариста, вечно дующего пухлые губёшки, барабанщика с низкосортным юмором и скудным словарным запасом. Без нахального Юрца, бросившего все свои дела ради тура. И без Юдина, преданного земле. Интересно, не разругайся мы до его ухода… закончил бы он жизнь так скоро?
Я ненавидел натыкаться на эту мысль. Поэтому умыл лицо ледяной красной рукой и кинул бычок в банку со снегом. Нервно прикурил вторую, терзая рот. Если бы не Ева, я давно уже вырвал себе сердце…
И если не Муратов. Я не любил об этом распространяться, но где-то, начиная с Перми, после нашего разговора по душам, он постепенно переставал быть таким отмороженным. Становилось всё проще и проще с ним общаться, даже… приятнее, что ли. Пока вдруг Лёша не заменил всё стадо одним своим наличием в моей жизни. Я до сих пор пребывал в ужасе от того, как незаметно враг оказался мне ближе лучшего друга.
Мы сняли ему квартиру по соседству с моей, вместе ходили в качалку, зависали в домашней студии звукозаписи у очередного моего знакомого из прошлого. Постепенно мы начали делать это с Никольской втроём. Лето сменилось на слякотную осень, а она вдруг внезапно — на зиму. Буквально сейчас Ева прописывала вокал в звукоизоляционной кабинке, установленной в гостиной, а Муратов со звукарём Славой её контролировали. И мне даже не приходило в голову размозжить за это парню лицо в порыве ревности.
Сочинять тексты Лёша сам себе не мог, говорил, что у него атрофировалось чувство прекрасного, а ничего, кроме изжитой любви, его не вдохновляло. Прежде от таких вычурных заявлений я бы разоржался. Но… тут внезапно понял, что Муратов имел в виду, и до сих пор держал это в уме при каждом взгляде в его блёклые глаза.
Я писал для него тексты, стараясь придерживаться определённого скотского образа Юдина, каким Лёша его усовершенствовал своими выходками в туре. В соцсетях анонсировал тяжеляк в лучших Ваниных традициях. Но меня самого ни на один матерный манифест не хватало. Все мозги были просраны романтикой и утопическими метафорами. Поэтому в большей степени мы продвинулись с альбомом Кисы.
Это ничего. Я был готов получше постараться для Муратова, заслужил ведь. Столько дерьма со мной поел… А Никольская от моих умственных потуг была только в плюсе.
— Слушай… Вы будете отмечать вдвоём? — хрипло донеслось у меня за спиной.
Из приоткрытого от неожиданности рта повалил не то дым, не то пар. Лёха закрыл снаружи дверь на щеколду, опустился на соседнюю табуретку и, застегнув куртку, закинул ноги на перила.
— Ты про что?
— Про Новый год, Лёнь, — он извлёк из кармана уже подготовленную сигарету и неспешно прикурил. Под широкой ладонью зажглась крохотная жёлтая точка и тут же исчезла, а заструившийся дым сдуло ледяным ветром.
Праздники уже так скоро? Говорят, счастливые не наблюдают часов. Я не наблюдал недели… Осмотрел непривычно обстриженную Муратовскую голову. Кудри только прикрывали уши, выглядывая из-под шапки.
— Что за вопросы… Мы тебя не бросим одного в Москве, — я чуть не добавил «в чужой».
Пора было привыкать, что он здесь осел насовсем.
— Не хочу быть третьим. Только мешать буду, — Лёша выдохнул через рот и нос, прикрывая веки.
Вроде ухмыльнулся. Человек учился улыбаться заново, но я ему не верил.
— Ну… хоть бы подружку себе нашёл, — так легко у меня вырвалось, что захотелось прокашляться. — Если… пить в барах не хочешь, посидел бы в кофейне с умным видом над текстом. К тебе без спроса подсядут знакомиться.