— Ты разоблачила саму себя, чтобы мы считали тебя невиновной? — Гриша улучил момент тишины, пока мы не знали, что добавить. А я уже и забыл спросить… — Если честно, это жесть.
— Да, но… Мне было ужасно больно обнародовать те снимки. Они бы точно всплыли. Так лучше уж было это сделать мне. Хотя бы не так обидно и принесло пользу блогу, — Никольская воспряла так, будто что-то вспомнила, и осмотрела каждого. — Я не желала вам зла! Единственный, за кем я охотилась в группе — Лёня, доказал мне, что у меня нет права устраивать кому-то суд! Я не хотела, чтобы группа распадалась… клянусь! Камеры, которые нашёл Андрей, я спрятала в общий отсек, чтобы Лёня не наткнулся на них в моих вещах. Я не собиралась кого-то подставлять… Просто всё зашло очень далеко. Я привязалась к вам, полюбила Господина… а признаться не было смелости. Я просто знала, что вы меня не простите. Лёня не простит…
Это была правда. Никольская не лукавила. Только размеренно дышала и поглядывала на потолок, препятствуя наполнившим её искренние глаза слезам.
Не поворачиваясь, осторожно пододвинула ладонь тыльной стороной к моей руке, и невесомо прикоснулась. Обессиленно вздохнув, я водрузил на столешницу стакан, что всё это время держал.
— Я даже рада, что ты обо всём догадался. Потому что я устала лгать любимому человеку, — надломлено прошептала девчонка и всё-таки обезоруживающе заплакала. — Аккаунт я удалила. Больше никогда не вернусь к этому… я решила, что как бы там не сложилось, буду петь. Всё… Наверное, всё. Спасибо, что выслушали… Простите меня, пожалуйста.
— Да ну… это вроде надо не у нас просить прощение, — тут же отозвался басист, выглянув в Еве из-за моей кружащейся головы. — Мы-то что… Ты вон, чуть Господина до поседения не довела. Глянь, это что, реально седой волос?
Я бы улыбнулся. Но не сегодня.
— Вы распались из-за меня, — жалобно пискнула Ева. — Простите… Вы простите меня?
— Ну-у-у-у-у… — скептично протянул басист. — Раз у нас сегодня вечер прощения, — снова его дебильные шутки. Ради этого стоило мириться. — Прощаю, Киса!
— Прощаю, — серьёзно подхватил Гриша и кивнул.
За ним последовал Муратов. А потом заговорил Юра. И, поначалу, его голос чуть искорёжили помехи.
— А я сра… знал, что ты непрос… девка! Господин как-то забыл свой ноут в студии, ты крутилась рядом, лиса! Хор…, что Андрей его тогда заб… — он завис с идиотским выражением лица, и связь восстановилась, только когда Юрген, снимая свои ноздри, что-то затыкал в своём мобильнике.
— Раз знал, чего нам не сказал? — съязвил драмер.
— Так а я же наивный человек! — улыбнулся звукарь. — Как вы все, между прочим! Когда вышло разоблачение с бизнесменом, у меня отбило все подозрения… А знаешь, после всего, что ты рассказала, мне тебя жаль.
— Надо говорить «прощаю».
— Я вам что, архиерей?
— Странно, когда извинялся Господин, ты улыбался, — хохотнул Муратов из угла, но Юра точно узнал его по голосу, и прыснул.
Я был слишком напряжён, чтобы рассмеяться со всеми. Как и Ева.
— Ну а ты чё молчишь? Тоже всё знал с самого начала? — Гриша вызывающе кивнул Дрону. — Быстро гони прощение!
— Да я на неё и не обижался! — важно подметил гитарист. — Я только что узнал правду! Но после всего, что Киса рассказала, обижаться всё равно не хочется. Зря что ли она собрала нас снова?
В нише наступило оглушительное молчание. Все музыканты переглянулись между собой и вдруг единогласно уставились на меня.
Не знаю, за какие проступки заслужил встретить таких добродушных людей… И это я даже без сарказма. Они простили то, за что другие вполне могли плюнуть в лицо. Особенно меня впечатлили Андрей и Лёша… Глядя на них у меня закрались подозрения в том, что к двадцати семи годам я так и не понял чего-то слишком важного, ускользающего из-за кадра.
Я повернулся к Никольской и увидел, что её глаза были на мокром месте. Напугано смотрели в одну точу на скатерти.
Моего решения ждала та, что объединила нас всех за считанные часы, и дала мне последний шанс раскаяться…
Может, стоило впервые в жизни поступиться принципами?
— Я тебя прощаю. И ты меня прости… мне, оказывается, много есть, за что извиняться, — я выдохнул и еле стерпел её молниеносный измождённый взгляд. — Может, ты хочешь… с-снова сойтись?
Никольская торопливо закрыла рукой распахнувшийся рот. Под её ладонь затекли слёзы.
— Хочу!
— Соситесь!
Я даже не успел опомниться…
Под безудержный смех придвинулся к холодной и потрясывающейся, так и не согревшейся девчонке. Обнял, пробираясь лицом под её влажную от слёз ладонь. Мы порывисто приникли к губам друг друга, потягивая их в неосторожном поцелуе, но я тут же беспрепятственно протолкнулся языком. Как и моя башка, он иступлено закружился, бережно оглаживая солоноватый приоткрытый рот девчонки. Всё тело ныло от нежности, с которой Ева, обмякшая в моих руках, отвечала. Я нащупал её замёрзшие пальцы, плохо скрывающие нас от любопытных взглядов, сжал крепче, притягивая к торсу и вынуждая её обхватиться. Зажмурился, чтобы не видеть их рожи, но чуть не рассмеялся.
— Щас все подумают, что я смотрю порнуху, — раздалось из телефона.
Я вынужденно оторвался под вновь разразившийся смех и медленно чмокнул Никольскую в потеплевшие губы. Она приоткрыла сияющие глаза и тяжко вздохнула.
— Ладно, если вместо порнофильмов решите записать новый альбом — звоните. А мне это, идти пора. Работа ждёт.
— И что, даже не выпьешь с нами? — улыбнулся Дрон.
— Хорошая идея. Пойду выпьюзавас. Не теряйте.
— Внимание! Завтра в два всех ждём на Костомаровском переулке! Мы с Гришей проплатили реп-базу до апреля. Надо отрабатывать! Повторяю… на Костомаровском переулке!
Я не мог отвести взгляд от её томных глаз. Приглаживал пальцами растрепавшиеся петли волос на длинных косах и не мог поверить, что Ева вернётся сегодня домой…
— Только без меня, ребят. Мне пора в аэропорт.
— Почему это? Юдин, ты обалдел? У нас тут воссоединение года вообще-то!
— Я решил закончить публичную жизнь.
— Да у него появилась личная! Ты смотри на кольцо-то!
— Охренеть! Поздравляю!
— Ты чё-ё-ё! А кто будет соляки пилить? Ва-а-а-ань! Ва-а-аня-я!
— Ты будешь пилить.
— Вообще-то, я в Инферно! Забыл?
— Чел, неужели там так хорошо, что ты припёрся к нам мириться?
Над столом временно повисла тишина.
— Да они… да они вообще деграданты! У них все песни на квинтах! Возьмите меня обратно! Я вас молю!
Я, посмеиваясь, нагнулся к уху Никольской, ласково отодвинув косу.
— Я люблю тебя, Киса.
— А я тебя, Господин.
— Ребят, мне правда пора…
— Че-е-л, ну нет! Дай я пожму тебе руку!
Приободряюще потеребив руку Никольской, я с уже грустной улыбкой нашёл взглядом Лёшу. Он встал из-за стола, протягивая парням ладонь для рукопожатия. А из-за приоткрытого занавеса за нами, оказывается, виновато наблюдал официант.
— Господин, а можно ваши автографы? — отчеканил он, увидев, что я его заметил, и вытащил из фартука блокнот.
— Конечно, дружище. Только… сфотографируешь нас на память?
— Да!.. Я так рад, что вы воссоединились! Очень переживал… Только жаль, что без Ивана, — парнишка поджал губы, восхищённо рассматривая Муратова.
— Мне тоже жаль, — согласно кивнул я, достал телефон и протянул ему. — Давайте запечатлеем лучший состав Death Breath…
Мы, поторапливаясь и пытаясь уместиться в кадр, тесно выстроились возле стола. Андрей снова дозвонился до Юры, и тот позировал вместе с нами с экрана мобильника с бутылкой пива. Он не знал, что басист облизывал корпус телефона. Улыбчивый драмер демонстрировал свои шестёрки. Дрон держал рукой чёлку, показывая второй глаз, а Муратов, наоборот, закрывал один, натянув на него прядь кудрей. Меня, когда-то нелюдимого Господина, нежно целовала самая очаровательная Киса.
Наша с ней любимая фотография.