— Сядь, — опять приказал мне Терджан.
— Не хочу. Мне надо идти, а то Расим хватится…
— Ты злишься? Я только хотел успокоить тебя, чтобы ты не боялась.
— Спасибо. И всё-таки я лучше пойду.
Он вздохнул:
— Хорошо. Но завтра вечером придешь снова.
— Зачем?
— Хочу узнать у тебя еще кое-что.
— Если получится.
И я ушла.
До чего же странное знакомство! И странный мужчина… я бы никогда не столкнулась с таким в своих обычных жизненных обстоятельствах. Никогда бы не стала с ним встречаться и болтать. Он суровый, так строго судит обо всем, так грубо выражает свои мысли… Но теперь он — мое единственное окно в мир людей. И я нарочно настраивала себя весь следующий день на позитив: что мы просто из очень разных культур — поэтому такие трудности в общении, что он на самом деле не злой и не жестокий, что я могу узнать от него много полезного и важного. И где-то совсем глубоко в темном уголке моего сознания зародилась робкая надежда на то, что, может быть, проникнувшись добрым чувством, когда-нибудь Терджан поможет мне сбежать отсюда.
Однако для этого нужно налаживать мосты — и я украла на кухне после ужина кусочек лимонного десерта — такие наверняка не подают охранникам. По крайней мере, слугам не подавали, но я знала, как перехитрить Чалтына.
Увидев десерт, Терджан очень удивился.
— Это мне? — спросил он, с каким-то детским изумлением всматриваясь в мое лицо.
— Да, конечно! Стала бы я приносить это сюда для себя..?
— Спасибо, — пробормотал мужчина непривычным тоном, какого я еще у него не слышала. — Это очень приятно.
Глава 6
— Пожалуйста. Кушай, а то мне надо отнести потом чашку назад.
Терджан вздохнул и зачерпнул немного.
— Вкусно, — сдавленно проговорил он, проглотив сладость.
— Вам, наверно, такое не дают?
— Господин хорошо нас кормит. А вас?
Я пожала плечами:
— Не жалуюсь.
— Кем ты работала в России?
— Программистом.
Терджан перестал ковырять десерт и замер с ложечкой в руках:
— Это правда?
— Зачем мне врать?
— Что за программы ты писала?
— Делала сайты в интернете.
— Как удивительно!
— Что именно? То, что я женщина?
— И красивая.
Почему-то от его слов и взгляда у меня мурашки побежали по телу.
— По-вашему, если женщина красива, то ей запрещено использовать мозг?
— Но зачем, если она может все получить просто так?
— Но при этом полностью зависеть от мужчины.
— Что в этом плохого? Если мужчина достойный…
— Власть развращает.
— Для этого мужчине дана религия, чтобы контролировать свои побуждения.
— У нас мало религиозных мужчин, да и когда их было много, это не уберегало женщин от злоупотреблений. Мне кажется, что если женщина зависима и не может уйти от мужчины, то они оба будут несчастливы.
— Глупости! Только так они и могут быть счастливы. Что это за счастье такое, которое может рухнуть в любой момент?
— Это побуждает людей заботиться друг о друге, быть внимательными и терпеливыми друг к другу. А не просто пользоваться в свое удовольствие.
Терджан посмотрел на десерт, помолчал немного.
— Я больше не могу, — сказал он наконец. — Он очень сладкий, а я, к тому же, плотно поужинал… — мужчина протянул мне чашку.
Я не удержалась, отломила кусочек: мне нечасто доводилось пробовать подобную прелесть. Терджан завороженно следил за моими губами.
— Я только что ел этой ложкой, — хрипло сказал он.
— И что? Ты чем-то болен? Даже если и так, думаю, это наименьшая из бед, что грозит мне сейчас.
— А какая наибольшая?
— Остаться здесь навсегда.
— Лучше умереть?
Я задумалась.
— Не знаю. Возможно. Я уже несколько раз меняла мнение на этот счет.
— Хочешь выйти замуж?
Я опешила:
— За кого?
— Я найду тебе подходящего мужа.
— Ты что, свахой подрабатываешь? Нет-нет, у меня есть жених…
— Да, он плыл с тобой на корабле. Одно из двух: или он уже мертв, или в рабстве, но это почти то же самое. Забудь о нем.
— Ни за что! Я буду хранить ему верность, пока не удостоверюсь…
— Как ты хочешь удостовериться? Увидеть труп? Он же неизвестно где…
— Есть же какой-то срок давности… А что, если он спасется и придет спасать меня, а я замужем?
— У него нет шансов.
— А я — верю. И надеюсь. И буду надеяться, сколько смогу. Не хочу замуж. Хочу домой, к своей семье. Я не смогу жить здесь всю жизнь. Умру от тоски.
— Ты беспокоишься понапрасну.