— Всего лишь две, — ответил он, опустился передо мной на корточки и положил руки мне на бедра.
Я вздрогнула.
— И ты действительно собирался развестись с ними или это была очередная ложь?
— В тебе есть что-то необыкновенное, — невпопад ответил Халиб, — но эта твоя манера требовать, отказывать и выдвигать ультиматумы — просто смешна. И со временем начинает раздражать.
— Но ты всерьез веришь, что сможешь сделать счастливой женщину, которая тебя раздражает?
— Конечно. У меня нет выбора.
— Выбор есть всегда.
Он покачал головой. А потом вдруг обратил внимание на мою одежду.
— Что это за ужасное платье? — возмутился Халиб, прошел к своему резному шкафу — больше моего раза в три — и извлек оттуда длинную рубаху, украшенную вышивкой. — На, переоденься.
Я в ужасе замотала головой.
— Можешь закрыться в ванной, — снисходительно разрешил мужчина.
Я нахмурилась в сомнениях.
— Иди и переоденься, — стальным тоном повторил Халиб.
Я со вздохом взяла у него сорочку и протопала в ванную. Пока я дрожащими руками снимала одну вещь и надевала другую, то слышала, как в комнате происходит какая-то возня. Рубаха оказалась очень большой: широкой и длинной, примерно до середины икры, но по бокам были длинные разрезы, открывавшие внимательному наблюдателю даже часть бедра. Мне было стыдно выходить из ванной, хотя раньше я отнюдь не брезговала мини-юбками, заканчивавшимися значительно выше, чем начинались эти разрезы.
Не выдержав моего долгого отсутствия, Халиб постучал мне в дверь:
— Ты жива?
Я сделала глубокий вдох и отомкнула защелку. Мой господин сам распахнул дверь и замер, осматривая меня. Глаза его заметно потемнели, но при этом сверкали нескрываемым вожделением.
— Пойдем, — он взял меня за руку и повел в комнату, где на столике уже был накрыт завтрак.
Я села в кресло, и сорочка выполнила коварный трюк, частично обнажив мои ноги, так как задняя часть отреза свесилась в низ. Кажется, глаза Халиба потемнели еще сильнее, но он вошел в мое положение и дал мне тонкую накидку, чтобы я смогла прикрыть свои оголенные конечности.
— Терджан — это мое настоящее имя, сказал он, отпив немного чая. — Только второе. Халиб Терджан Насгулл. Ты совсем не интересовалась мной у других слуг…
— Языками не владею… — буркнула я.
— Било би джелание, — ответил он по-русски, с усмешкой.
Повисла пауза, в течение которой мы сосредоточенно жевали пирожки, сыр и прочие блюда, запивая их чаем и время от времени выжидающе посматривая друг на друга.
После завтрака я сходила в ванную умыться, а когда вернулась в комнату, господин Насгулл расслабленно лежал на своей уже заправленной кровати с открытыми глазами. Пояс его халата был развязан и полы немного разошлись, обнажая волосатую мускулистую грудь и рельефный живот.
— Иди сюда, — похлопал он рукой по постели рядом с собой.
Я сжалась в комок и замотала головой.
— Ева, у тебя нет выбора. Я ничего плохого тебе не сделаю, обещаю, но злить меня ни к чему.
Я на мгновение зажмурилась, прося помощи у мамы, а потом осторожно присела на краешек кровати. Большая горячая рука сразу скользнула по моему плечу, вызывая к жизни тысячи мурашек по всему телу. Не удовлетворившись этим, Халиб сел, подтянул меня к себе поближе, обвил талию руками и зарылся лицом в мои волосы.
— Какие мягкие… — пробормотал он. — Обожаю твои волосы. Хочу, чтобы у нашей дочери были такие же ангельские локоны…
Я окаменела. Дочери! Этот человек так ничего и не понял…
— Я предлагаю тебе стать моей законной женой, — словно в ответ на мои мысли, произнес Халиб ласковым рокочущим басом, развернув меня к себе.
— Третьей? — спросила я с издевкой.
— А ты согласна быть только первой?
— Нет, только единственной.
— Это невозможно.
— Возможно, но…
— Не смей даже думать об этом, не то что вслух произносить! Ты принадлежишь мне! Понятно?! Я не собираюсь тебя отпускать!
— Разве рабыня может стать законной женой?
— Я освобожу тебя.
— Тогда у меня будет право отказаться от брака, разве нет?
Лицо господина скривилось:
— Да какого черта тебе от него отказываться?!
— Потому что я хочу домой.
— Здесь твой дом.
— Я не согласна.
— Значит, останешься рабыней до тех пор, пока не смиришься!
Я отвернулась, чтобы незаметно смахнуть слезу. Чертов эгоист! Чертова страна! Чертовы мужчины!!
Глава 20. Халиб Терджан
Эта женщина сводит меня с ума. Своим упрямством, прежде всего. Но как ей объяснить, я не знаю. Что все будет хорошо, стоит ей только сдаться. Что я окружу ее всем, чем только можно окружить женщину и что делает ее счастливой. Что я буду сдувать с нее пылинки и носить на руках. Что у меня уже не только сердце, но все тело болит от нестерпимого желания и невозможности ею обладать.
Конечно, заставить ее легче легкого. Взять силой или пригрозить. Это на словах они все смелые, а как до дела дойдет — побежит обменивать жизнь на свое тело, как миленькая. Но… сам не знаю, зачем, но она нужна мне целиком, с душой и сердцем. Я хочу, чтобы она любила и желала меня, как и я ее. Самое смешное и нелепое в этой ситуации то, что я почти уверен: мои чувства взаимны. Но она продолжает упираться! Упрямая девчонка…
Эта идиотская жажда взаимности поселилась во мне с самого начала — с нашего странного и удивительного знакомства. Разве не чудно, что Ева не знала, как выглядит ее господин? Прожила в моем доме столько времени и не видела меня ни разу. Но самым удивительным был тот способ, каким она обратила на себя мое внимание. Я бы и не заметил ее: обычная служанка, симпатичная белая девушка — я сотни таких видал в своем и чужих домах. Но Ева обняла меня за то, что я говорю по-английски, и в этих объятиях чувствовалось столько отчаянной тоски и боли одиночества и в то же время столько тепла — невыразимо целомудренного, словно мы с ней старые друзья или потерявшиеся родственники.
Любопытство к этой необычной девушке помножилось на вынужденную изоляцию из-за размытой дороги, и я упоением принялся играть с ней в предложенную ею игру. Очень трогательной была ее забота обо мне, например, в виде десерта, украденного для меня на кухне, но первое время у меня и в мыслях не было ничего романтического: я прекрасно знал, что такая красивая женщина никогда не стала бы горничной, если бы была девственна, а значит, ее тело не представляет для меня ценности: я ни за что не стал бы подбирать объедки с чужого стола, да еще стола иноверцев. Поэтому я просто наслаждался необычным общением: практически никогда я не беседовал так много с женщинами — даже со своими женами, хотя они обе образованны и начитанны — а уж тем более с представительницами чужой национальности. Такие имелись у меня и в гареме, и среди служанок, но… разговаривать с ними — это казалось мне до смешного нелепым.
Поэтому мы с Евой играли в дружбу — и это было довольно увлекательно. Она очень хорошо говорит по-английски и хотя наш диалог не всегда шел гладко (порой приходилось прибегать к объяснениям незнакомых слов через знакомые или к жестам), беседовать с ней было сплошным удовольствием, да еще и пользой: мы улучшали лингвистические навыки друг друга.
Я сам не помню, когда именно это случилось — когда щелкнул переключатель, но в один прекрасный (или ужасный?) момент, уже дома, я понял, что мне ее не хватает. Что мне хочется услышать ее голос, рассказать о том или об этом. Дошло до того, что я стал регулярно заглядывать в английский словарь — посмотреть, как переводится то или иное слово, будто постоянно мысленно веду с Евой диалог, объясняя различные объекты и явления из своей жизни. Тогда мне пришла в голову "гениальная" мысль — написать ей письмо и проверить, ответит она мне или нет. Я решил, что если ответит, значит, тоже скучает по мне, и у нас могут быть какие-то отношения. Какие именно — я не стал додумывать до конца, просто спрятал эти мысли на дне сознания, хотя любому ясно, что за отношения бывают между взрослым мужчиной и молодой привлекательной девушкой.